Читаем Евгений Иванович Якушкин (1826—1905) полностью

Обратим внимание на тактику редактора (и автора статьи). Зная, что цензура особо бдительно относится к книге Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву» было в России под запретом вплоть до революции 1905 г.), они включают первые материалы о нем в состав рецензии на анненковское издание Пушкина. Якушкин умудрился процитировать несколько весьма острых отрывков из книги Радищева: сцепу рекрутского набора из главы «Городня», сведения о продаже крестьян из главы «Медное», сравнение жизни помещика и крестьянина из главы «Вышний Волочек», причем он все время спорит с Пушки ним, который, по его мнению, неверно оценил Радищева.{175} Приводя строки из статьи Пушкина «Мысли на дороге», он иллюстрирует их выдержками из «Путешествия из Петербурга в Москву». Сам же он пишет об авторе этой прославленной книги: «Радищев представляется каким-то совершенно одиноким явлением в русской литературе XVIII столетия. Воспитанный за границей в то время, когда старый порядок вещей уже был осужден безвозвратно на гибель, автор «Путешествия» до такой степени проникся новыми началами, убеждением в необходимости преобразований и в их несомненной силе, что всякая уступка отживающему порядку вещей, всякая сделка с устаревшими понятиями стали для пего невозможны. Ни один русский писатель XVIII века не представляет такого цельного характера. В то время, когда другие, увлеченные сначала тем же умственным движением, стали мало-помалу мириться с действительностью или вдались в мистицизм — это убежище для утомленных борьбою, Радищев сохранил прежнюю твердость верований, удивляя других «молодостью своих седин», как говорит об нем Пушкин. В «Путешествии из Петербурга в Москву» он до такой степени вереи своему веку, что, разбирая его книгу, критик имеет дело не с личным взглядом автора, а с нравственными требованиями его времени».{176}

Эта выписка характеризует не только политические убеждения Якушкина, всегда стоявшего на стороне борцов за свободу, по и его методику как литературного критика и историка литературы, весьма передовую для своего времени.

В статье «Проза А. С. Пушкина» обращает на себя внимание еще один пассаж, характеризующий принципы Якушкина-текстолога, а точнее, те требования, которые предъявляла к публикациям произведений писателей новая, так называемая библиографическая школа в литературоведении, противостоявшая установкам «эстетического» направления. «К сожалению, Анненков большую часть прозаических статей напечатал по редакции посмертного издания, часто весьма неправильной, — пишет Якушкин. — Лица, распоряжавшиеся посмертным изданием, чрезвычайно странно понимали обязанности, лежавшие на них относительно поэта и публики. Они не только выпускали фразы и целые статьи, которые в цензурном отношении всегда могли быть напечатаны, но даже и переделывали, совершенно произвольно и без всякого основания, стихи и прозу Пушкина с решимостью, непонятною ни для одного образованного человека. Во всех этих поправках и выпусках виден самый узкий взгляд на значение Пушкина, видны какие-то отжившие и отчасти произвольные требования относительно нравственности и языка литературных произведений».{177} Совершенно понятно, что под словом «нравственность» подразумевается политическое звучание поэзии Пушкина, точно так же как в приведенном выше мнении Якушкина о Радищеве под словом «умственное» следует читать — «революционное» движение. К таким ухищрениям эзоповского языка читатели той поры были вполне привычны.

В № 8 «Библиографических записок» за тот же 1859 г. Е. И. Якушкин поместил небольшую статью «Неизданные записки о Пушкине», которая в сущности была посвящена И. И. Пущину и прославляла его дело. Так снова в творчестве Якушкина смыкались пушкинская и декабристская тематика. Любовь к Пушкину Евгений Иванович сохранил на всю жизнь и завещал ее своим детям и внукам. Известно, что сын его Вячеслав Евгеньевич стал одним из выдающихся русских пушкинистов. Когда рукописи Пушкина были переданы его семьей Румянцевскому музею в Москве, именно В. Е. Якушкину было поручено ответственное и почетное дело создания первого их научного описания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза