Евгений Харитонов. Поэтика подполья

В любом случае увлечение Харитонова своей новой вещью в июне 1981 года несомненно. Нина Садур вспоминает о фрагментах пьесы, которые Харитонов читал ей 11 июня («Пятый этажу него, небо в тучах таких летних, и был какой-то восторг от этого движения, полета, и Женька выскакивал и зачитывал куски из этого „Дзынь“»[793]), киевский художник Игорь Четвертков, познакомившийся с Харитоновым благодаря руководителю ансамбля «Мимикричи» Владимиру Крюкову, слушает начало «Дзынь» 27 июня («Читая нам вслух, Харитонов часто останавливался и подправлял текст. <…> Я был под большим впечатлением и от пьесы и от самого Харитонова. Ничего подобного по новизне и мастерству я не знал»[794]). Харитонов почти сразу просит Четверткова взяться за оформление постановки «Дзынь» в Театре имени Станиславского; в итоге они договариваются увидеться через два дня – чтобы дочитать и подробно обсудить произведение[795].

Поздним утром 29 июня 1981 года[796] Харитонов выходит из дома, взяв с собой законченную накануне рукопись пьесы «Дзынь»; сначала он должен встретиться с Четвертковым и Крюковым[797], потом – с Татьяной Щербиной[798]. В Москве стоит чудовищная жара[799]. Позвонив Четверткову из телефона-автомата на Пушкинской улице, Харитонов внезапно почувствует себя нехорошо; он хватается рукой за сердце и садится на землю[800]: «Ему стало плохо на Пушкинской, скорчившись, он сидел на ступеньках магазина „Чертежник“ около получаса, прохожие вызвали „скорую“, когда машина приехала, он был уже мертв, и двухчасовая реанимация ничего не дала» (2: 95). Работники морга найдут в харитоновских вещах паспорт и листок с телефоном Игоря Четверткова, по которому не замедлят позвонить: «Не волнуйтесь, пожалуйста! Евгений Владимирович Харитонов умер. Я врач из морга. Не могли бы вы приехать?»[801] По результатам проведенного вскрытия официальной причиной смерти будет назван оторвавшийся сердечный тромб[802].

Новость о неожиданной смерти Харитонова довольно быстро разносится по Москве, порождая (именно в силу того, что Харитонов был сравнительно молод и внешне вполне здоров) самые разные домыслы и кривотолки: кто-то считает, что Харитонова при желании могли спасти («Водитель „скорой“ <…> приехал вовсе не за трупом – Харитонов был жив и самостоятельно вошел в машину»[803]), кто-то фантазирует о самоубийстве («Когда нам позвонили с сообщением о Жениной смерти, мы сразу подумали, что он наверняка сделал с собой что-то…»[804]). Самой нервной (почти панической) оказывается реакция Николая Климонтовича – он уверен, что до Харитонова добрались сотрудники КГБ[805]. Следующим шагом, по мнению Климонтовича, должен стать обыск в квартире Харитонова. Решив опередить КГБ, Климонтович и Козловский едут на Ярцевскую улицу; им удается спуститься с крыши дома на харитоновский балкон, дверь которого открыта по случаю летней погоды, зайти в квартиру и унести с собой весь архив покойного друга[806].

Но никаких обысков не случается.

Вместо КГБ в квартире появляется прилетевшая из Новосибирска Ксения Ивановна Харитонова – разбирает вещи сына, организует похороны, готовит поминки.

Отпевание проходит в храме Николы в Кузнецах (настоятель – о. Всеволод Шпиллер). И мать, и друзья, и знакомые Харитонова – все поражены огромным, невероятным количеством народа, пришедшего проститься с покойным. Харитонов лежит «в цветах красного и белого цвета, в оранжевом гробу, напоминающем об огне ада»; вокруг толпятся коллеги по «Клубу беллетристов», товарищи по ВГИКу, глухие актеры из Театра мимики и жеста, любовники и ученики[807]. Владимир Щукин расставляет свечи, Елена Гулыга держит икону Георгия Победоносца, Елена Николаева молится, стоя на коленях[808], Олег Киселев снимает все происходящее на кинокамеру[809], а Игорь Четвертков по просьбе Беллы Ахмадулиной читает вслух харитоновское[810]: