Evgeniy_Ivanovich_Naumov_Smeyuschiysya_Peliken

Амек ничего не мог поделать, даже вызвать обидчика на поединок – ведь тот не сказал ничего плохого. Он метался от толпы к Айвану, потрясая кулаками, и от этого смех вспыхивал с еще большей силой.

Все на некоторое время забыли про большое несчастье, про украденное Солнце. Даже шаман смеялся, позвякивая бубном: ведь он был добродушным человеком. Особенно радовалась Аинка – ее глаза блестели от восторга.

Амек хвастается

Большое камлание

Крылатый амулет у Кыквата

Откинулась шкура, завешивающая вход – в шатер, и наружу выбрался Татай. Лицо старика лучилось улыбкой.

– Смеются тут, – заговорил он, когда все стихло, – Захотелось и мне посмеяться с вами, сердце свое согреть…

– Ко-о,! Татай выздоровел, – заговорили в толпе – Неужели прибывший вылечил его? Значит, совсем не глупый он…

– Ты слышал? – выкрикнула Аинка, – Старшина Амек очень глупый – тринадцать собак еле-еле везут его!

– Те-те-те, – покачал головой Татай, и непонятно было, то ли старшине он сочувствует, то ли его собакам, – Нехорошо это.

Смех в толпе вспыхнул с новой силой. Амек подскочил к юноше, и от его гневного голоса многие испуганно затихли.

– Как можешь ты, узкоштанный сирота, спорить со мной, если я Старшина селения? – брызгая слюной, закричал он. – У меня самая большая мясная яма. В ней лежат окорока, вкусные моржовые окорока, крепко сшитые по краям тонкими ремешками и хорошо промороженные. И еще там лежат большие куски китового мяса – величиной с тебя, глупого сироту. Топленым нерпичьим жиром наполнены пыпы, хорошо выделанные пыпы, которые не пропускают ни капли прозрачного жира. А еще у меня колбаска из нерпичьих кишок – такую колбаску редко кому доводится есть даже по праздникам. А вяленые моржовые, лахтачьи, нерпичьи ласты нежного синеватого цвета! Они подаются почетным гостям, и если бы ты был почетным гостем, то попробовал бы их, но ты не важный человек, а узкоштанный сирота из вражеского селения и никогда не будешь есть такого. Я же лакомлюсь ими постоянно! Еще там сложена рядами китовая кожа – нежная и розовая, как тело младенца. Когда охотник Рымтей убил молодого кита, он отдал его мне, так как должен очень много, и я срезал лучшие куски кожи. Теперь я берегу ее для почетных гостей.

Он долго еще перечислял свои богатства, и жители невольно начали глотать голодную слюну. Ведь они уже давно такого не ели, а то, что оставалось в подземных ледниках, берегли на долгую зиму.

При слове «сирота» у Татая гневно сжались кулаки: хотел он крикнуть, что Айван его сын. Но сдержался: сейчас этого нельзя делать. Вернувшегося от врагов подвергают очищению огнем, а чужая одежда сжигается – только после этого Татай сможет назвать его своим сыном. А вдруг Айван не пройдет очищения, и огонь покажет, что тоже враг он? Ведь у врагов воспитывался, одежду их носит, называет хорошими людьми. Неспроста это!

Старик беспомощно посмотрел на дочь. Что-то уже придумала, видно. Он сказал старшине:

– Эхе-е, ты забираешь у охотников всю добычу…

Амек так и вскинулся:

– Я кормлю охотников, когда они возвращаются с пустыми руками и когда голодные дети кричат в пологах! Я кормлю их, когда зверь уходит далеко в море! Я кормлю, когда все мясо съедено и смерть стоит у ваших шатров!

Охотник Рымтей, у которого старшина отобрал молодого кита, а семья жила сейчас впроголодь, вдруг рассердился:

– Не отбирал бы ничего, мы сами себя кормили бы!

В толпе зароптали, у всех накипело на душе, но не все могли так смело разговаривать со старшиной, как опытный удачливый охотник Рымтей. Татай, словно невзначай, обронил:

– Да, ты кормишь охотников… Ты самая большая мясная яма.

Кыкват наконец спохватился и ударил в бубен. У него тоже от таких разговоров разыгралось сильное желание есть.

– Хватит пустой болтовни! – снова ударил в бубен. – Очень плохая жизнь началась! Онкой Солнце украл!

Медленно пошел по кругу у костра.

– Придет ночь и выпьет весь жир из горящих светильников! – продолжал зловеще. – Холод погасит самые жаркие костры! Голод опустошит все мясные ямы!

Он сделал тягостную паузу, еще громче ударил в бубен:

– Потом придет смерть!

Женщины завыли. Раздались выкрики:

– Как спастись?

– Как вернуть Солнце?

– Что делать, скажи нам?

Громче всех кричали Тотто и Какля. Их жирные, лоснящиеся лица качались в отсветах костра, колыхались круглые животики.

– Надо камлать, очень долго камлать, – уныло говорил Кыкват, качая головой. По нему видно было, как не хочется шаману камлать, кружась и высоко подпрыгивая, в то время как остальные будут спокойно наблюдать, греясь у костра. Но племя Серого Орла было слишком маленькое, чтобы обратиться за помощью к Белому Шаману и Черному Шаману, поэтому самому Кыквату приходилось браться за дело. Обычно он камлал в шатре, но Большое камлание проходило около Серого Орла – ведь и отец племени должен принять в нем участие.

– Может быть, найду я Солнце, может быть, верну его вам!

Тотто и Какля запричитали:

– Найди Солнце!

– Спаси! Не оставь в темной тундре!