Эволюция как идея

Примерно то же самое предстоит в биологии, но едва ли тут удастся обойтись расширением понятия материи. Достаточно припомнить скрытую дюжину (см. главу 2), чтобы понять, что единое объяснение либо потребует непрактично широкого толкования материи, либо придется признать, наконец, что идея (активность) движет материю. Ведь сам факт движения человека под действием его собственной мысли есть демонстрация этого.

Вспомним модель В. А. Брынцева и сходные — они все про то же самое. Движение там понято в любом пространстве, а не только в наблюдаемом.

Без новой картины мира ничего не понять

Неясности науки дружно гласят, что в природе на всех уровнях регулярно наблюдается разумное поведение, невесть где локализованное. И вот Любищев, вопреки общему настрою своей эпохи (да и нашей), заявлял: оно не локализовано нигде. Это и есть основа новой картины мира.

Биологам она чужда поныне, но физики уже согласны, что как раз на нее указует «темная энергия», открытая 20 лет назад. Вселенная состоит из нее почти на ¾. Она не имеет, в отличие от иных энергий, локализованных источников[54]. Единственное ее достоверно установленное свойство — это антигравитация. Есть еще «темная материя», составляющая почти ¼ массы Вселенной, о которой известно лишь, что она гравитирует и неоднородна в пространстве. Обе «темные» являюся полями, так что материалисты и идеалисты равным образом могут считать их «своими» объектами.

Ю. В. Линник [2009] так разъясняет позицию Любищева: тот был против господства в нынешней науке одностороннего мира вещей, мира неопозитивизма, пытающегося изгнать из рассмотрения всякую метафизику. Ею у Линника именуются все изменения вещей, какие нельзя верифицировать[55], т. е. свести к «протокольным предложениям», к строго повторяемым результатам опытов. Ведущий противник неопозитивизма, Карл Поппер из Австрии, в молодости (1934 г.) счел научным то, что допускает не верификацию, а принципиальную возможность фальсификации (опровержения). Дарвинизм не допускает ни верификации, ни фальсификации, и Поппер объявил его (вместе с марксизмом и фрейдизмом) не наукой, а доктриной. Вдобавок он аттестовал его «бурей в викторианской чашке чая». Главным развитием попперизма был, на мой взгляд, метод исследовательских программ. О них см. [Лакатос, 1995]: научно то, что открывает путь дальнейшему исследованию.

Прожив 40 лет в англоязычном мире, сплошь дарвинистическом, Поппер в 1976 г. совершил поворот, обычный для обывателя, но странный для философа. Судя по его фразам о дарвинизме и ламаркизме, он не читал о них ничего, а о существовании других учений вообще не знал, так что теперь легко признал эту «чашку» своей. Для поворота он нашел такую формулировку: «Дарвинизм как метафизическая исследовательская программа» [Поппер, 1992]. И пояснил: «метафизическая» значит лишь: «непроверяемая». Вот из этой статьи ключевой аргумент: «Логическая несостоятельность идеи [ламаркизма] обеспечивает своего рода логическое объяснение дарвинизма». А я так его ценил (Ч-10а, с. 71–72).

Над этим наивным приемом (отказ от ламаркизма есть принятие дарвинизма) Любищев не раз смеялся. Сам он, никогда не поддакивая большинству, в таких поворотах мысли не нуждался, а строил свою картиру мира, строил всю жизнь, ибо не мог жить иначе.

Двойной мир — привыкайте

Мир Любищева двойной, в нем первая, видимая сторона бытия — мир вещей, а вторая — мир идей. Второй мир постоянно проникает в первый, указывая, как в нем, первом, быть. Тем самым, основой знания был для Любищева платонизм (тварный мир как реализация вечных идей), и он старался объяснить это каждому.

Линник пробует разъяснить это всем, кто хочет понять Любищева, следующим образом. Второй мир дает первому «субстанциональную информацию» (термин Линника), причем для живых объектов она отнюдь не равна наследственной информации. (Добавлю: достаточно вспомнить, что количество ДНК мало само по себе и слабо растет с усложнением организмов.) Субстанциональная информация дается живущему индивиду здесь и сейчас — как в онтогенезе, так и в поведении (вспомним миграцию личинки в мозг жертвы или рисунок на спинной стороне камбалы).

20-й век, по Линнику, дважды подходил к той границе, за которой без метафизики не обойтись (это скорость света как предел скорости и космологическая сингулярность, т. е. Большой взрыв), и нас ждет третий подход — «особого рода аттракторы, действующие из будущего», в том числе эмбриональное поле Гурвича. Линник имеет в виду «динамически преформированную морфу» (образец, к которому зародыш стремится, являя «активное целеполагание»), каковое Гурвич сто лет назад видел в развитии зародышей.