Эволюция как идея

«Биополе для А. А. Любищева было и внепространственным, и вневременным фактором. В этом оно совпадает с миром идей. Если мы скажем, что на крыльях бабочек структурируется и окрашивается биополе, это будет вариация на тему платонизма» — пишет Линник (LR, 2012, т. 7, с. 80).

Всё это требует признать метафизику как необходимый аспект познания, и Линник [2009] заключает: «Нам обязательно нужно [было] пройти практику в стерильной барокамере неопозитивизма. Но было бы ошибкой остаться в ней на всю жизнь».

Соглашаясь с ним, добавлю только, что «третий подход» в значительной мере совершен уже в 20-м веке: выявлена пронизывающая всю биологию скрытая дюжина, в каковой активное целеполагание преобладает. То, что Любищев мог объяснить только горстке единомышленников, теперь можно сделать понятным каждому, кто готов слушать чужую мысль, а не доказывать свою правоту.

* * *

В книге Ч-16 на с. 33 было сказано о будущем эволюционизме второго порядка. Речь шла о понимании того, как объект второго мира (причина) действует на объект первого мира, т. е. на течение привычного процесса. Или, кому так понятнее, как метафизика становится физикой. Любищев предлагал свое понимание: он видел равноправной действующую и формальную причины (см. главу 4) и был прав, призывая принимать формальную причину такой же основой бытия, как и причина действующая — это понятнее и честнее, чем поминать всуе отбор.

Однако не следует этим ограничиваться. Само понятие действующей причины можно и нужно прямо прилагать там, где оно пока что прилагается косвенно или скрытно. Если признать две детерминации — контактную и дистанционную (см. гл. 2), то вторая тоже окажется действующей причиной. И если ее, наконец, признали в отношении гипноза, то надо сделать это и в отношении остальных полей (как это давно уже сделали физики), в том числе, еще не открытых биополей, включая сигнальные.

В 4–16 уже сказано (с. 58), что если наследуются идеи, то теорию эволюции надо строить на этой основе, а затем уже на изменении свойств одного и того же материального объекта (таксона и пр.) в ряду поколений. Теперь сравним явления, где отрыв идеи от материального носителя выражен в разной мере. Для этого удобно расположить известные аккуратные примеры появления нового вида в направленный ряд от самого понятного материалистически к самому материалистически непонятному.

Появление новых видов

Появление новых видов в природе привлекает мало внимания, хотя оно не менее интересно, чем опыты по экспериментальной эволюции.

Еще в 1993 г. палеоэколог В. В. Жерихин отмечал

«ускоренные поведенческие, морфологические, физиологические, генетические и прочие изменения в природных популяциях; изменения положения видов в сукцессионной системе; рост обилия редких видов; и — последнее по порядку, но не по важности — находки неописанных видов в хорошо изученных регионах. Некоторые новые виды описывают даже из больших городов» [Жерихин, 2003, с. 336–337].

Сопоставив это наблюдение с данными по экспериментальной эволюции, приходим к выводу, что эразмову идею «миллионов веков» стоит отвергнуть в качестве образующей виды, продолжив признавать за ней некоторую роль в становлении и стабилизации экосистем (ее Жерихин полагал весьма медленным процессом — там же). Но каковы механизмы появления и становления видов?

Примеры «экспериментальной эволюции» кратко описаны в 4–08. Наиболее ясны там опыты с выращиванием микробов и животных на почти непригодном корме. Там, где новое наследственное свойство свелось к модификации пищеварительного фермента, явление понятно как итог генетического поиска (LR, т. 13, с. 97), вызванного стрессом.

Этот чисто ламарковский процесс материалистичен, пока речь идет о единичных точковых заменах, но чуть более сложную задачу (изменение активного центра фермента для иной реакции) таким путем не решить (Ч-90, с. 96). Таковы же искусственные расы дрозофил в опыте Дианы Додд [Dodd, 1989], росшие на несовместимых видах пищи. Он важен еще тем, что мух в нем в миллиард раз меньше, чем в опытах с бактериями, а итог тот же. Проведен для ее мух и генетический анализ.