Эволюция как идея

Самоустроение всегда возникает во всех обществах, и, заметим, российское к оному весьма склонно. Всем известно, как быстро и удачно развилось при Александре II земско-городское движение, как сохранилось оно даже при контрреформах. Надо лишь заметить, что предтечи у движения были и прежде — таково при Николае I развитие купеческой промышленности и ученых обществ. Если Вольное экономическое общество обязано инициативе верховной власти (Екатерине II), то МОИП возникло по почину его основателя Готтхельфа Фишера, почти открыто пытавшегося отстраниться от оной власти [4–97]. То было чистое самоустроение, просившее у власти только одного — легализации.

Основным источником денег поначалу были богатые почетные члены МОИП, и лишь с их оскудением — казенная дотация. В годы «великих реформ» она сократилась до ничтожной суммы (менее 3 тыс. руб. в год), но общество устояло (как устояло чуть позже и юное земство) и даже продолжало издавать свой Бюллетень, выходящий, кстати, поныне.

Изучая двухсотлетнюю историю МОИП (и, временами, малоуспешно пытаясь спасать Библиотеку МОИП — см. 4–97), сравнивая его судьбу с иными организациями, прихожу к выводу, что для самоустроения необходимо не только подвижничество горстки энтузиастов, но и общественный запрос. От власти же досточно при этом одного — не уничтожать самостийную организацию прямо. (В годы террора МОИП сохранилось в силу личной симпатии Сталина, что просматривается в архиве МОИП. Террор — не самоорганизация, а вот запрос на индустриализацию и, отчасти, на коллективизацию в обществе был, они и состоялись.)

Наше общество традиционно основано на бюрократии. Легко видеть, что она, легко самоорганизуясь в своих интересах (что общеизвестно), умеет отыскивать в своей среде способных работников разных уровней, обеспечивающих исполнение дел, какие общество от нее требует. Смешно и грустно смотреть, если такой работник в большом учреждении один и к нему стекаются все дела. Такое встретилось мне дважды, и он (она) вполне, хоть и с трудом, справлялись с ними, а остальной штат имитировал работу. Если же такового нет, учреждение барахтается на грани закрытия (такое встретилось мне тоже дважды).

При нынешнем положении дел таких работников система изгоняет, ибо стала безнаказанной, так что дельный работник, всегда досадный укор остальным, стал необязательным. Основная причина изгнания видится в указанной стратегии правителя, и с его уходом самоустроение должно возобновиться. В нем, по-моему, единственный реальный нынешний путь к спасению, много раз Россией пройденный, увы, каждый раз ненадолго.

Чем должны заняться ученые, так это — пытаться понять, как сделать таковой путь возможно более долгим, как не повторить плачевный путь доверчивых демократов-реформаторов в годы Горбачева — Ельцина.

Полезно вспомнить, что 30 лет назад власть уже спрашивала академиков, как быть, и те, не зная ни экономики, ни истории, ни (тем более) эволюции, смогли предложить лишь то, что сами 70 лет ругали и преследовали — рыночную экономику как «базис» (напомню, что Бродель полагал ее надстройкой), притом в убогом гайдаровском варианте. Предложили государству (чиновникам) повсюду усилить конкуренцию, каковая с восторгом подавила нарождавшуюся самоорганизацию. А демократов чиновники заставили служить себе или повыгнали. Кое-кого из демократов убили, их жаль очень, но, жалея, нельзя забывать поиск причин.

Советская бюрократия, правя, всерьез полагала себя слугой народа, и, как ни странно, во многом им была, ибо служила, а не владела. С этим демократы покончили, предложив ей рыночный принцип: служи (как и все теперь) самой себе, для облегчения чего обрати всё в свою собственность.

После содеянного демократический путь представляется в обозримом будущем нереальным для России. Причин вижу три. 1) На него нет запроса у общества как целого, тогда как его реализация мыслится в виде проводимой только обществом как целым. 2) Демократия всё чаще и сильнее дает сбои на Западе, а это ведет к сокращению базы для общественного запроса на нее и у нас. 3) Наши демократы, получив в 1991 г. господство в СМИ, а с тем и законно избранную власть, поступили точно так же, как прежние вожди победивших крестьянских войн, т. е. вернулись к устройству правления побежденных, но в безграмотной форме.

(Это похоже на то, что описал лет сто назад английский писатель Джозеф Конрад: рабы перебили команду парусного корабля и, ощутив свободу, решили повернуть его назад, в Африку. Крутанули штурвал, однако корабль лишь взбрыкнул, словно благородный конь под седоком, впервые седшим в седло, и боком поплыл, куда плыл прежде носом.)