Ничего иного демократы и ныне, даже после конфуза, не ищут — нет общественного запроса. В его отсутствие никакие советы правителям, ни даже разработанные программы спасения не будут приняты к действию, и трагедия, если начнется, развернется во всю мощь, как бывало в истории прежде. Но когда она пойдет на спад, она может скатиться с пика неустойчивости в разные стороны. Тут программа спасения понадобится, и желательно, чтобы к этому времени ученые не оказались столь же самодовольно беспомощны, как было при Горбачеве.
Когда даже не очень умные и совсем не передовые правители понимают, что править, как раньше, не выйдет, они волей-неволей выбирают какой-то новый путь, и важно, какие варианты им будут предложены обществом. Александру II и Горбачеву общество смогло предложить только реформу по образцу тогдашнего Запада, точнее, ее первые шаги, в общем, всё в духе дарвинизма тех лет. Это повело Российскую империю к неустойчивости, о чем никаких вариантов поведения у реформаторов заготовлено не было, и оба начали реформы сворачивать.
Сворачивание мы также видим к концу правлений и Екатерины II, и Александра I, и к концу НЭПа. Это тоже направленный ряд. Нам, однако, теперь интереснее другой ряд — ряд актов выхода из эпохи развала.
Он еще не выстроен, и могу заметить лишь, что каждый выход проводила своя общественная сила: из Смуты — помещики-крепостники, из Николаевской эпохи — предприниматели[61], из эпохи сталинского террора — компартия. Будучи в загоне, она не разложилась, как разложилась госбезопасность (истинная сталинская власть), которую Хрущев сумел унять, опираясь на партию и активных интеллигентов. То же повторил Горбачев, но затем унизил и партию, и армию, и потерял власть. Сейчас такой силы нет, ей надо бы возникнуть из активных новых технократов и интеллигентов, но их-то государство изгнало почти сплошь.
Вот когда следует вспомнить многочисленные нынешние размышления о коллективном разуме, точнее, о том разуме коллектива как целого, какой остается неизвестным самим членам коллектива [Хайтун, 2006]. Тот зомби-паразитизм, какой являет наша нынешняя власть по отношению к стране, есть краткосрочная адаптивная стратегия спасения самой власти.
Надежды наши иллюзорны, но если искомая сила появится, ей можно будет поручить выборы органов местного самоуправления. Начинать надо с них, а не с парламента. Новая власть не сразу бывает безумной. Если она не выберет северокорейский путь, то будет «оттепель». Как показал Китай, при разумной сменяемой олигархии реформы идут без парламента лучше, чем с ним, и с парламентом можно будет погодить.
Беда в том, что ждать нет времени: на различные части России претендуют соседи. Это в 1953 и в 1992 годах полуживая Россия могла самоустраиваться, никого не боясь, но она потратила четверть века на взращивание в себе зомбирующего ее паразита. Человек, став царством, получил в дар и зомби-паразитизм, в остальных царствах уже известный. Пока наука уклоняется от его изучения, ситуация едва ли улучшится.
А за это время рядом выросли два опасных соседа.
Drang nach Osten, затем Drang nach Westen
За речами публицистов «так живет весь культурный мир» (т. е. золотой миллиард) не был замечен главный процесс, не менее для нас важный, чем расселение цветковых было важно для тогдашних насекомых.
В начале 21-го века Евразия распалась на два «материка». Вся западная и средняя Европа являют сплошной «материк» демократии (успешной или нет), зато от Белоруссии до Северной Кореи и от Таймыра до Красного моря утвердился сплошной «материк» автократий, и среди них весьма успешный Китай. Демократии (Израиль, Индия, Япония) жмутся по краям «материка». Каждый «материк» живет в своем историческом ряду, и
Не стоит бездумно призывать улучшить свою жизнь волевым введением демократии и рынка западного образца, когда Запад отступает, а Китай наступает и когда он дал всем пример успеха совсем иного типа.
Снова глянем на карту Евразии. Самая восточная страна, Япония, 150 лет назад удивила мир сверхбыстрым включением в западную цивилизацию. После Второй Мировой войны активность Японии потеряла имперский характер, и ее примеру последовали малые страны (Южная Корея, Тайвань, Сингапур и др.), а затем огромные Китай и Индия. Движение активности на запад, противоположное прежнему ее движению из Европы на восток, ныне определяет геополитику.