Эволюция желания. Жизнь Рене Жирара

Рене Жирар: В США Фредрик Джеймисон, литературный критик, считает, что вся моя теория линчевания вышла из того, что я прожил год на американском Юге.

Мария-Стелла Барбери: А вы тоже так считаете?

Рене Жирар: Нет, не считаю. С другой стороны, я признаю, что у такого писателя, как Фолкнер, есть поразительные озарения на эту тему. Мне не очень нравится читать Фолкнера, его стиль для меня – мука мученическая. Но в его великих романах, таких как «Свет в августе», содержится христианская символика, которая также представляет собой символику козла отпущения103.

Не сумев отыскать ничего, что написал о Жираре Джеймисон, известный критик и политический теоретик марксистского толка, я спросила об этом у самого Джеймисона по имейлу. Джеймисон ответил мне на бегу, одним предложением, набранным без прописных букв: «увы, вообще без понятия, что он имел в виду»104. И все же Жирар когда-то сам поднял эту тему лишь затем, чтобы развеять домыслы, – и второй раз, в другой ситуации, тоже. Примерно через год после беседы с Барбери похожий вопрос задал Кристиан Макарян для интервью в «L’Express»105, и Жирар ответил: «Кое-кто из моих американских друзей говорит, что на меня повлияло мое личное соприкосновение в молодости с насилием на расовой почве в США», – а затем перевел разговор на более обобщенные темы. Тут вновь всплывают эти анонимные «другие» – Жирар вновь и вновь вкладывает эту гипотезу в уста и головы других только для того, чтобы ее развеять; вот что я учитывала, размышляя о «переломном моменте» из версии Угурляна.

* * *

Казалось бы, американский Юг после так называемой Реконструкции – мер, принятых после окончания Гражданской войны, – был образцовой иллюстрацией к тезисам Жирара о ритуалах и механизме козла отпущения, о том, что, что линчевания сплачивают людей, когда общественные различия стираются и конфликт грозит окончательно все разрушить.

Американское линчевание подходит под гипотезу Жирара во всем, кроме одного нюанса: эти ужасы никто не утаивает. Жирар обычно описывает коллективное убийство как утаиваемую историю цивилизации, чье архаическое насилие завуалировано толстыми наслоениями накопленного ритуала и туманной исторической памяти. Если теория Жирара верна, почему эти истории о линчевании так легко восстановить? Очевидная причина – эти истории еще свежи в памяти. В дописьменном обществе после смены одного-двух поколений чуть ли не все может превратиться в миф или позабыться. Пожалуй, не стоит спешить с предположениями, что в нынешнюю эру высоких технологий все будет принципиально иначе, ведь наша эпоха отличается удручающей исторической амнезией и невежеством на грани упрямого нежелания знать.

Хотя история американских судов Линча подтверждена документальными доказательствами, которые собрали ученые, описана в книгах и показана в телепередачах, широкая аудитория уже не знает о ней ничего, кроме самых карикатурных штрихов. Возможно, дольше всего в коллективной памяти сохранится текст песни «Странный плод» из репертуара Билли Холидей – даже после того, как истлеют книги, рассыплются в прах кинопленка и аудиокассеты, исчезнут все прочие старомодные технологии:

На южных деревьях вырастает странный плод,
На листьях кровь, у корней – кровь. 
Черные тела раскачивает южный ветерок,
Странные плоды свисают с тополей. 

Эта история высветила тот факт, что у меня тоже есть одно предубеждение: раньше я полагала, что молчание, которым на протяжении столетий часто окружены линчевания, – симптом стыда и чувства вины. Гипотеза Жирара о механизме козла отпущения подталкивает к иной версии: а что, если утаивание просто обнажает тот факт, что участники не считали нужным объяснять или обелять содеянное? Как писал Жирар, «уверенность в своей правоте позволяет этим же гонителям ничего не утаивать относительно устроенной ими резни»106. Подобно горожанам, улюлюкавшим и глумившимся, когда стройная Элизабет Экфорд молча, крепко стиснув учебники, шла в только что десегрегированную школу, линчеватели даже не догадывались, как будут выглядеть в глазах следующих поколений на фотографиях – с лицами, навеки искаженными ненавистью и злобой.