Эволюция желания. Жизнь Рене Жирара

В те времена этот университет называли «the Hopkins». Если в Индиане, этом глубоком тылу Америки, Жирар нашел свое первое жилище в Америке, то именно в Университете Джонса Хопкинса он оставил прочный отпечаток в интеллектуальной жизни ХХ века, написав дебютную книгу – провокативную и новаторскую работу «Ложь романтизма и правда романа». Эта книга, изданная изначально в 1961 году во Франции, была далеко не единственной попыткой исследовать природу желания, но до Жирара никто не уверял, что желание, кажущееся нам оригинальным и объективным, в действительности позаимствовано у других, то есть «миметично». В этом отношении он предлагал вдумчивое прочтение Платона, Аристотеля и Гегеля, но под новым углом.

Жирар проникся симпатией к Университету Джонса Хопкинса – собственно, об этом университете вспоминают с нежностью чуть ли не все повидавшие времена его расцвета – и вернулся туда работать после семи лет в Буффало (куда Жирара когда-то сманили). В 1957 году Жирар пришел в Джонс Хопкинс на должность ассоциированного профессора, в 1968-м уволился, а в 1976-м вернулся на именную профессорскую кафедру.

«В Джонсе Хопкинсе были великие традиции, – сказал Жирар. – Он создавался по германской модели постдипломного образования. Именно там я познакомился с Лео Шпитцером, такими французскими литературными критиками, как Жорж Пуле и Жан Старобинский, а также с испанским поэтом Педро Салинасом»119. В 1956 году, за год до приезда Жирара, президентом университета стал Милтон Эйзенхауэр – брат президента США; длительный срок его пребывания на посту отчасти совпал с периодом работы Жирара в этом университете.

Кафедры гуманитарных наук в Джонсе Хопкинсе приютили ученых-беженцев – тех, кто покинул Европу, спасаясь от близкой или уже начавшейся войны. Университет радушно принял Натана Эдельмана из Франции, Людвига Эдельштайна из Германии и видного литературного критика Лео Шпитцера из Австрии.

Казалось, это просто рай небесный. Только посмотрите, какое впечатление произвели университет и город в 1958 году на коллегу Жирара, шотландца Лайонела Госсмана:

Когда мы въехали в Балтимор, я вмиг влюбился в этот город с малоэтажной застройкой и буйством полутропической растительности, пробивающейся через все трещины в кирпичных стенах и бетоне. Меня приятно удивила и очаровала величаво-просторная Чарльз-стрит: она тянется на север, взбираясь в гору от гавани к площади Маунт-Вернон c красивым памятником Вашингтону и декоративными скульптурами Бари, а затем идет дальше, к Хоумвуду и кампусу Университета Джонса Хопкинса.

Это первое впечатление врезалось накрепко, и очень скоро я стал хвастаться перед заезжими коллегами архитектурой Балтимора: великолепными многоярусными галереями Библиотеки Института Пибоди – это чудесный образец чугунного литья, – чинным великолепием собора, спроектированного Латробом, идиллическими рукотворными ландшафтами в предместье Роланд-Парк – его по единому плану возвел Ольмстед, хорошим вкусом без претенциозности, характерным для скромных кирпичных таунхаусов, занимавших акры и акры, – то были дома с чисто вымытыми ступеньками или террасами перед дверью, с пышными садиками на задних дворах. В особенности я запомнил восторг сэра Николауса Певзнера, когда я показал ему изящный образец промышленного дизайна – круглое депо Балтиморско-Огайоской железной дороги, а также молчаливую задумчивость поэта Ива Бонфуа перед скромной могилой Эдгара Аллана По, на которой начертаны знаменитые стихи Малларме120.