Социальный статус и социальная мобильность обусловлены личными достижениями индивида и его стремлением к совершенству. Ученость была и остается высшей социальной ценностью. Однако квалифицированная, основанная на знании работа занимает второе место лишь с небольшим отрывом.
Активизм, направленный на “исправление” созданного человеком закона в тех случаях, когда последний ошибочен или неадекватен, считается обязанностью. Правила поведения по большей части рассматриваются как средства, которые могут быть изменены, а не как конечная цель.
Индивидуальная и групповая самокритика, самопомощь и желание бороться с коррупцией считаются необходимыми склонностями и ценными преимуществами.
Примечательно, что среди евреев принято, что на индивиде лежит непосредственная ответственность за творчество и деятельность практически во всех сферах; однако долгосрочный успех принадлежит группе, которая устанавливает нормы, поощряющие достижения»[135]
.Я убежден, что корни еврейских успехов могут быть лучше всего поняты на основе сочетания приведенных интерпретаций Стивена Пиза, Пола Джонсона, Стивена Силбигера с Джорджем Соросом и Джима Ледермана. «Самое главное, что евреи научили нас рационализировать непознанное», — и этому наблюдению эхом вторит высказывание Сороса: «Тот факт, что евреи составляют меньшинство, практически заставляет их прийти к критическому мышлению»[136]
. Джонсон далее приводит доктрину «избранного народа» в качестве самоисполняющейся движущей силы еврейских достижений. Сорос же далее упоминает еврейский утопизм, который, как демонстрирует пример супругов Розенберг, не всегда выступает конструктивной силой. Ледерман приводит дополнительные аргументы в пользу включения евреев в столбец типологии, соответствующий высокому уровню культурного капитала, добавляя новое содержание к идее Сороса о еврейском утопизме.Я уверен, что существуют другие обоснованные объяснения еврейских успехов. Но для наших целей вполне достаточно приведенных в этой главе суждений. И последние добавляют убедительности тому, о чем говорится в последнем абзаце цитаты из книги Пиза, взятой в качестве эпиграфа к этой главе.
Глава 4. Конфуцианцы
К 1853 г. японская династия Токугава, основанная Токугава Иэясу в 1603 г., уже 250 лет находилась у власти — и в состоянии добровольной самоизоляции, в первую очередь от Запада. (Токугава Иэясу — исторический прообраз персонажа «Торонага» в романе-бестселлере Джеймса Клавелла «Сёгун».) 8 июля 1853 г. коммодор Мэтью Перри вошел с флотилией военных кораблей в залив Эдо (ныне Токийский залив), чем до дрожи напугал всю бакуфу, бюрократию сёгуната. Задачей Перри было добиться открытия Японии для торговли, но передовая техника его кораблей сделала для японцев очевидным то, что он вполне мог поставить столичный город Эдо на колени, так как большая часть продуктов питания доставлялась морем.
Пятнадцать лет спустя, в 1868 г., сёгунат Токугава был свергнут группой даймё (феодальных военачальников) во главе с двумя молодыми самураями Кидо Койн и Окубо Тосимити. Началась Реставрация Мэйдзи — а фактически революция, имеющая черты сходства с Американской и Французской революциями. Три года спустя Кидо и Окубо возглавили делегацию японских официальных лиц, в течение восьми месяцев побывавшую с визитами в США и странах Западной Европы. Они были поражены увиденным прогрессом и инициировали процесс широкомасштабного заимствования западных технологий, методов государственного и делового управления, а также образования.
В 1871 г. 40% японских мальчиков и 15% девочек школьного возраста посещали школу. В 1905 г. соответствующие цифры составляли 98 и 93%. К 1895 г. японская индустриальная база уже настолько развилась, что страна смогла нанести Китаю поражение в войне, захватив Тайвань в качестве колонии. В 1905 г. она нанесла поражение России, что привело к приобретению в 1910 г. в колониальное владение Кореи. Все больше попадая под влияние военных, особенно в то время, когда гражданские власти пытались справиться с Великой депрессией, Япония в 1931 г. вторглась в Манчжурию, а затем в 1937 г. — в Китай, что в конечном счете привело к атаке на Пёрл-Харбор.
К моменту подписания Японией безоговорочной капитуляции в 1945 г. изрядная часть ее промышленной базы и инфраструктуры была разрушена американскими бомбардировками. Тем не менее к 1953 г. японская экономика уже была готова совершить новое чудо: в период с 1954 по 1973 г. она росла в среднем на 9% в год. За два десятилетия она продемонстрировала шестикратный рост, что вывело ее на третье место — после США и СССР — в ряду мировых экономических держав.