Язык — проводник культуры. Взять хотя бы то, что в испанском языке отсутствует как слово, означающее «компромисс» (compromiso означает «обязательство»), так и слово со значением «ответственность», и эта проблема усугубляется употреблением пассивных конструкций с возвратными глаголами, в результате чего, например, «я прекратил (нарушил, забыл) то-то и то-то» превращается в «то-то и то-то прекратилось (было нарушено, было забыто)».
Работая директором миссии USAID в первые два года сандинистского режима в Никарагуа, однажды в кульминационный момент наших усилий, направленных на то, чтобы убедить Конгресс США одобрить специальные ассигнования на Никарагуа, когда я попытался объяснить министру правительства смысл понятия «dissent» («инакомыслие», «расхождения во мнениях»), то столкнулся с большими трудностями. Этот министр был выходцем из никарагуанской семьи, принадлежащей к высшему классу общества, и получил образование в американском университете. Тем не менее он был озадачен тем, что «dissent» воспринимается как легитимное и даже необходимое демократическое понятие. После моих продолжительных попыток объяснить ему это в какой-то момент его лицо прояснилось, и он воскликнул: «Вот теперь я понял, о чем вы говорите — о гражданском неповиновении!»
Позднее один двуязычный и принадлежащий сразу к двум культурам никарагуанский деятель образования объяснил мне, что, когда я употребляю слово «dissent», мой никарагуанский коллега понимает его как «ересь». Он добавил: «В конечном счете, мы — дети инквизиции».
Американский обозреватель мексиканского происхождения Ричард Эстрада рассматривает последствия двуязычия в письме, отправленном мне в 1991 г.: он уверен, что в долгосрочной перспективе языковая проблема на американском Юго-Западе может оказаться более серьезной, чем в случае Квебека: «Дело в том, что Квебек... не граничит с Францией. <...> С другой стороны, Юго-Запад имеет общую границу протяженностью 2000 миль с испаноязычной страной, насчитывающей по меньшей мере 85 млн жителей (в 1990 г.; в 2010 г. — 112 млн. — Л.X.), из которых сотни тысяч ежегодно переезжают в США или живут на две страны. Эти два фактора — географическое соседство и темпы иммиграции — должны заставить задуматься. Никто из тех, кто наблюдает рост испаноязычных СМИ в нашей стране, не может не видеть, что дело идет к возникновению параллельной культуры. В этом-то все и дело: двуязычие в целом препятствует ассимиляции. Оно способствует распространению параллельной, а не подчиненной культуры»[272]
.Хантингтон формулирует эту проблему в еще более сильных выражениях (и я с этим согласен): «Несмотря на сопротивление большинства американцев, испанский язык постепенно уравнивается в правах с языком Вашингтона, Джефферсона, Линкольна, Рузвельтов и Кеннеди в качестве языка Америки. Если тенденция сохранится, культурное разделение между испаноязычной и англоговорящей Америкой придет на смену расовому разделению между белыми и чернокожими в качестве наиболее серьезного раскола в американском обществе. “Раздвоенная” Америка с двумя языками и двумя культурами будет коренным образом отличаться от Америки с единым языком и стержневой англо-протестантской культурой — Америки, просуществовавшей на Земле более трех столетий»[273]
.Миссия Хайме «Джима» Рувалькабы
Когда Хайме «Джим» Рувалькаба в 2004 г. впервые принял участие в моем семинаре «Культурный капитал и развитие», он, будучи майором морской пехоты США, проходил магистерскую программу в Флетчеровской школе Университета Тафтса. Я организовал его встречу с Сэмюэлом Хантингтоном. После его возвращения на службу в Корпус морской пехоты мы поддерживали с ним связь, а выйдя в отставку в звании подполковника и будучи студентом Гарвардского института государственного управления им. Джона Ф. Кеннеди, он снова принял участие в моем семинаре осенью 2011 г.
Джим оставил воинскую службу, потому что хотел посвятить свою жизнь тому, чтобы мотивировать латиноамериканских иммигрантов к аккультурации в американскую систему ценностей, делая упор в первую очередь на образование. Он также думает о том, чтобы в дальнейшем побороться за место в Конгрессе от своего родного штата Калифорния. Далее я излагаю материал, взятый из его курсовой работы «Экономическое и социальное воздействие латиноамериканской иммиграции».
Рувалькаба вырос в семье бедных сельскохозяйственных рабочих-мигрантов и жил среди легальных и нелегальных иммигрантов. Этот его личный опыт подтверждает, что латиноамериканские семьи (особенно мексиканского происхождения) в гораздо большей степени сосредоточены на семейных делах, чем на общине и обществе в целом. Более того, доминирующий фокус на настоящем и прошлом, а также отсутствие образцов для подражания не дают многим латиноамериканцам представить себе и осознать выгоды инвестирования в образование.