Особенно стоит отметить Зислу Брат, которая пользовалась авторитетом, потому что две ее дочери, Ида и Рахель, находились в боевом лагере. Она заботилась обо всех, особенно о детях-сиротах, и требовала равную долю основных продуктов или одежды, которые партизаны, в основном еврейские, приносили для жителей лагеря. Однажды я слышала, как она сказала своим дочерям-партизанкам: «Позаботьтесь о сиротах. У нас, слава Богу, есть отец, который заботится о нас».
Я также помню первую «горячую еду» (мучной суп), которую она подала нам, когда мы пришли в лес, испуганные и замерзшие.
Я также помню добрые дела Авраама Мерина, сына Иосифа и Миндель. Он был единственным из всей своей семьи, кто выжил, и он добрался до нашей группы после того, как долго брел по окрестным лесам и болотам вместе с Зехарием Винером. (Они оба, солдаты Красной армии, погибли незадолго до победы.)
Однажды вечером, когда мы сидели замерзшие в землянках, он снял свою куртку и накрыл ею моего сына. Когда я спросила его: «Разве тебе не холодно?» – он ответил: «Неважно, это маленькие дети, а я могу потерпеть». Авраам прекрасно умел готовить всевозможные лекарства и мази из растений. Он фактически спас мою полностью распухшую ногу с помощью мази на основе свиного жира и сока сосны. Эта мазь действительно творила чудеса и помогла многим людям, страдавшим от чирьев – гнойных воспалений, возникавших из-за плохих санитарных условий.
Зимой 1943 года в нашем лагере прибыло людей. Семья Словиков во главе с польским дворянином, спасшим сотни евреев, была вынуждена покинуть свой дом и пришла в наш лагерь. Сначала прибыл сын Капцик (Казимеж), а затем и вся семья Словиков. Считалось, что за деятельностью Словика следили уже давно, но в основном он был вынужден переехать из-за бандеровцев, притеснявших польских колонистов[71]
. Мы приняли их радостно, с распростертыми объятиями. Он и его семья хорошо ладили с евреями, которые были благодарны и признательны ему. (После войны семья получила от польского правительства сельскохозяйственную ферму и жила рядом с командиром отряда[72] Максом, который дослужился до звания генерала и бургомистра.)Мы ушли из леса, когда в наши края пришла Красная армия. Наш дом в Маневичах сгорел вместе со всеми остальными еврейскими домами на нашей улице. В начале 1943 года мы увидели пламя пожара из леса и даже обрадовались. Мы отправились в соседний город Рафаловку. Мы поселились в доме Симхи
Брата, который выжил со своей семьей, двумя дочерьми и сыном; там же были Михал и Зисель со своими четырьмя детьми – Иткой, Рахилью, Моше и Леахлой.
Однажды поздно ночью, когда мы все спали, закрывшись на кухне, мы услышали стук в дверь. Мы очень испугались. Было много случаев, когда бандеровцы убивали евреев, вернувшихся из леса. Мы не могли разобрать голос. Был ли это голос моего мужа Вельвеля, которого призвали в армию? Партизан Коля, который был с нами в то время, осторожно, с оружием в руках, приоткрыл дверь. А там, в дверях, стоял высокий солдат на костылях. С трудом я разглядела, что это мой деверь Авраам. Дети сперва очень испугались, но потом обрадовались. Я начала заботиться о нем, чтобы восстановить его физически и поддержать экономически. То, что он стал калекой, позволило ему свободно передвигаться по дорогам и совершать «деловые» поездки.
В конце 1944 года нам удалось законно выехать в Хелм, Польша, так как мы очень хотели уехать в Израиль. Мы поехали все. Симха Брат взял в дорогу провизию – корову и упряжку лошадей. Я взяла с собой два мешка муки.
Мы прибыли в Атлит в ноябре 1945 года[73]
. Мы могли вздохнуть с облегчением: мы наконец-то по-настоящему прибыли домой. Мы с семьей переехали в кибуц Рамат Ха-Ховеш. Моя дочь Шошана присоединилась к молодежной группе в кибуце Ягур в Израиле.Свидетельство партизана
Давид Бланштейн
В пятницу, 22 элула 5712 года, в ночь резни, я решил, несмотря ни на что, уехать из города[74]
.Ранее я слышал, что несколько евреев из Маневичей и Гривы уже находятся в Боровенском лесу, рядом с деревнями Лишневка и Грива. Я пересек Луцкое направление, основную трассу, и дорогу на Сосновку – дорогу, проходившую через хозяйство Шломо Вербы.
Мать Зева Вербы, увидев, что я ухожу, попросила, чтобы ее сын Зев пошел со мной. По дороге я встретил Урция Хазона, который служил полицейским. Я договорился с ним, чтобы он проводил нас, как будто мы направлялись на лесопилку. По дороге к нам присоединился мальчик Зев Рабинович. Сначала я пытался прогнать его, так как вид у него был очень жалкий. Но он отказался уходить, и я разрешил ему присоединиться к нам.