Через три месяца мы (Крук, я и другие, кто был вооружен) решили, что необходимо создать боевое подразделение, а те, кто не может носить оружие – женщины, старики и дети, всего около 100 человек, – организуют семейный лагерь, который будет находиться под нашей защитой. Я отправился в боевое подразделение. Мы собирали еду и одежду для семейного лагеря и приносили им все, что только могли.
Семейный лагерь был расположен недалеко от боевого подразделения, и там начали обустраивать жизнь, что будет описано позже. Мы, еврейские партизаны, уделяли семейному лагерю много внимания и заботы. Каждый раз, возвращаясь с операции, мы заходили в лагерь, куда приносили нужные вещи и еду.
Боевая группа начала свои операции, согласовывая их с другими подразделениями, и мы сосредоточились в основном на подрыве поездов. Я лично принимал участие в подрыве 13 поездов.
Помимо проводимых нами операций, нас также интересовали в Маневичах те, кто принимал участие в убийстве евреев. У нас был список из 56 убийц, которых мы решили ликвидировать, и я сообщаю и признаю, что своими руками ликвидировал 18. Этим я выполнил волю и завещание мучеников – отомстил за их пролитую кровь. Это было нелегко! Как бы то ни было, вначале мы сурово наказывали убийц, согласно нашему собственному решению – решению боевого подразделения. Позже нам пришлось получить разрешение от штаба партизан дяди Пети, к которому относилось наше подразделение, а также подразделения Макса и Картухина[77]
.Мы постарались получить разрешение отомстить за кровь евреев Трояновки, убитых крестьянами Градиска.
Я знал жителей села, так как вел с ними раньше дела, и попросился в партизанскую группу под командованием Берла Лорбера (Малинки) и Израиля Пухтика (Залонки) вместе с 30 партизанами. Мы ликвидировали около 20 убийц и оставили в каждом доме надпись на русском, где говорилось, что это возмездие за евреев Трояновки, которые были ими схвачены и убиты.
Однажды, когда мы шли на операцию в районе деревни Стобыхва, мы нашли в доме шесть или семь евреев – мужчин, женщин и детей, от которых остались кожа да кости. Мы сняли с себя одежду, одели их и оставили им еду. Я не знаю, какова была их дальнейшая судьба, потому что они находились далеко от нашей базы.
На всем протяжении нашего пребывания в лесу к нашей семье присоединялись люди, которые прятались в лесу или у крестьян. В итоге наша группа насчитывала более 100 человек, в нее входили женщины и дети, юноши и девушки.
С освобождением из леса для меня началась новая глава скитаний: призыв в Красную армию. Многие из моих друзей, призванных в армию, пали в боях по пути на Берлин. Я решил во что бы то ни стало добраться до Эрец-Исраэль – Обетованной земли. В Ровно я связался с группой Аббы Ковнера и с их помощью отправился в Люблин. Там я вызвался на общественную работу в еврейской общине, и мне поручили организовать детский дом.
Я начал собирать детей, которые прятались у польских крестьян; иногда мне приходилось применять вооруженную силу, чтобы отнять у них этих еврейских детей. Были также случаи, когда дети сами не хотели покидать крестьянские дома. В момент создания детского дома в нем было около 30 детей, а через несколько месяцев, когда я уезжал, их было уже 64. Я пытался привить им любовь к Эрец-Исраэль через изучение иврита, использование плакатов и т. д. Но эта идиллия длилась недолго, так как мне угрожала опасность тюремного заключения. Люди из «Побега» решили, что я должен уехать[78]
. Я уехал в Румынию, женился и вместе с женой репатриировался в Израиль. Сегодня я «хозяин» в своей стране и на своей земле, и у нас трое детей и трое внуков. Пусть же их прибывает!Этапы организации партизанской борьбы
Абба Клурман
Организация партизанской борьбы началась, по сути, только осенью 1942 года, когда еврейские юноши ушли в лес и стали ядром для формирования партизанских отрядов. По городу распространился слух, что существует организация, состоящая из бежавших от советской власти, которые остались в тылу, когда Красная армия отступила.
Причина, по которой эти люди остались при отступлении, была неясной. Было очень сомнительно, что они остались на оккупированной территории для того, чтобы организовать советское подполье в немецком военном тылу, как утверждали слухи. Я подозревал, что причиной их пребывания в тылу была быстрая дезинтеграция Красной армии в начале июля 1941 года, после неожиданного нападения Германии. В моей памяти осталась одна история, указывающая на приятельские отношения, царившие между немцами и русскими, особенно в приграничных районах; в связи с этим можно сделать вывод, что русские офицеры понятия не имели о возможном столкновении с немцами. Во всяком случае, они точно не планировали в первую очередь готовить штабных офицеров для борьбы в тылу немцев после собственного отступления.