Еврейская сюита

– Да. Потом бабушка замуж не вышла и не думала об этом никогда. Тогда большинство оставались вдовами, занимались маленькими детьми, а потом внуками. У нее была тяжелая жизнь. Надо было выживать, с сегодня на завтра, чтобы никого не арестовали, чтобы моя мама всегда возвращалась домой вовремя. Моя мама была красивая и любила гулять с подругами. Это мой папа настоял, чтобы бабушка нас воспитывала. Моя мама бы так не сумела…

– Сколько маме вашей было лет, когда она вышла замуж?

– Я вам скажу точно. Моя мама вышла замуж в сорок шестом, то есть в двадцать четыре года.

– Как они познакомились, такие разные?

– Это для фильма, не для рассказа. Мой папа возвращался из Владивостока, тогда всех польских евреев туда мобилизовывали. Он каким-то образом доехал до Калининграда, а потом очутился в Ленинграде. И нашел земляков из Тернополя, Яшу и Лену. После войны Яша остался инвалидом, ему миной отрезало ногу. И он лежал в Ленинграде в госпитале.

Мой папа искал, где остановиться, никого не знал, не было никаких гостиниц. И эти знакомые ему сказали: «Слушай, тут есть вдова, у нее дочка, может быть, тебе дадут там переночевать несколько дней?» Ну и все, а дальше закрутилась эта история. Потому что это были моя бабушка и моя мама. Моя мама сказала: «Ничего тут не будет, только ЗАГС». Вот такая моя мама была, понимаете? ЗАГС! Ну, и ЗАГС был, вот так они поженились. Он был старше мамы на четыре года, 1918 года рождения.

У моего папы никого не осталось. Папа знал Мицкевича наизусть, он знал многое из польской литературы наизусть. Математику. Он знал цитаты из латыни. Почему? Тогда были другие методы обучения и воспитания. Он был всегда предприимчивый, инициативный, всегда что-то хотел, везде. В России сразу после войны он собирал металл, утиль, все время ездил в Рощино, в Марьино, там же были поля сражений. А что он делал потом в Польше? Он был первым, кто стал изготавливать для школы изделия из пластика (бакелита[43]): линейки, треугольники, транспортиры. Он был первым, кто этим занялся в Польше. И поэтому я пошла учить химию. Я видела, какой мой папа гений, и я сказала: «О, я должна быть как папа».

И он во многом был первым. Что он делал в Израиле? Он привез сюда, в Израиль, две тонны оборудования, своих польских машин. Что значит польские машины? Это еще и немецкие машины, мы же жили в Бреслау (Вроцлав). И все никак не могли понять, как он мог заплатить за перевозку этих машин в три или четыре раза больше, чем они стоили. Потом мы их выбросили все. Старые машины, довоенные. Но мой папа остался в бизнесе по производству пластика, он делал изоляцию для электрических проводов. В Израиле жаркий климат, и все поля укрыты полиэтиленом, чтобы перепады температур не вредили растениям. Папа собирал этот материал, чтоб не выбрасывать, фактически, сам запустил ресайклинг. И делал из этого изоляцию для проводов. Это гениально. А что, мой папа не гений? Супергений.

– А где работала мама, когда вы маленькие были, когда вас с бабушкой отправили жить на дачу?

– Такой вопрос о моей маме не задают. Она никогда не работала, была домохозяйкой.

– Серьезно? А чем она занималась?

– Моя мама занималась кройкой и шитьем. Она всегда была на каких-то курсах, наверно, штук десять их закончила. Она была очень красивой, моя мама, и всегда хотела чему-то учиться, что-то делать. А мой папа хотел, чтобы она сидела на кухне и готовила ему вкусные котлеты. Когда не было этих котлет, весь стол переворачивал. Для польских евреев было неприлично, если они не могли содержать свою семью, они не соглашались, чтобы жены работали. Мой папа всегда пел маме из оперы «Демон»: «И будешь ты царицей мира». И это не просто так, он действительно этого хотел, вот так ее любил.

Мой папа умер, когда ему было девяносто шесть лет, а моей маме – девяносто два. Они умерли от старости, не от болезни. Старость в каком-то смысле – это тоже болезнь. Когда я приходила к ним, мне было больно смотреть, что мои такие герои, мои родители – постарели, мой папа ходит с палкой, моя мама… где ее лицо прекрасное? Я сказала: «Мама, скажи одно твое желание. Я все исполню. Скажешь: возьми эту звезду, там сверху, я тебе принесу».

Слушайте, что моя мама сказала. Моя мама сказала: «Я хочу еврейскую свадьбу. Ты нелегальная дочка. Не было еврейской свадьбы». Я говорю: «Что ты говоришь, вы шестьдесят лет прожили вместе, какая свадьба? Зачем свадьба?» – «Ты сказала: одно желание. Вот это мое желание. Ты должна его исполнить». Я говорю: «Да, ты права. Как хочешь, я тебе сделаю». Это было на Хануку[44]. Это наш праздник, но откуда я возьму раввина, как я сделаю эту свадьбу? Ничего не понимаю.