Еврейские народные сказки. Том 2. Сказки евреев Восточной Европы

В иудаизме ожидание грядущего Мессии — фундаментальный аспект веры, неотъемлемым принципом которого является неопределенность: ни время его прибытия, ни его личность не известны. Объединение веры и неопределенности, будучи важной чертой религии, привело в данном случае к ложным мессианским провозглашениям, которые исторически порождали хаос в еврейских общинах и повседневной жизни. Кроме того, объединение завышенных ожиданий и неопределенности способствовало ироничному и скептическому отношению к мессианским провозглашениям, которое находило выражение в различных еврейских нарративах, поговорках и юмористических сказках, таких как настоящая история.

Еврейская история и место евреев среди других народов стали плодородной почвой для появления мессианских ожиданий и движений. Даже фундаментальный национальный миф об исходе из Египта (Исх. 13–15:21) содержит историю коллективного спасения и перехода от рабства к свободе — искупительного акта, схожего с тем, что приписывается Мессии. Тем не менее как миф прошлого ни Исход, ни Моисей, библейский национальный лидер, не воспринимались в мессианском смысле.

В еврейской истории, представленной в Библии на иврите, был лишь краткий период национальной политической независимости во время правления царя Давида (ок. 1010-970 до н. э.) и царя Соломона (970/960-930/920 до н. э.). Разрушение царства Давида началось вскоре после смерти Соломона с разделения на Северное и Южное царства, их окончательное падение произошло в 722 и 586 годах до н. э. соответственно. Уже в этом библейском периоде упадка пророки и поэты выражали мессианские надежды на утопическое восстановление национального величия (например, Ис. 2:2–4, 11:1-12, 42:1–4; Мих. 4:1–4; Иер. 23:5–8, 33:14–16; Зах. 9:9-10). Позднее чем сильнее становился государственный упадок, тем больше крепли мессианские надежды, находившие отражение в апокалиптической и эсхатологической литературе и видениях. Мессианские надежды и видения содержатся даже в свитках Мертвого моря [1]. Апокрифическая книга «Псалмы Соломона» (17:21–44), составленная, вероятно, в I в.н. э., после падения Иерусалима (70 н. э.), содержит четкое представление о мессианской фигуре.

В период Талмуда и мидрашей Мессия воспринимался не только в национальном, но и в универсальном контексте — как персонаж, который принесет воскрешение мертвых. Мессия с точки зрения его действий, а не имени занял важное место в центральной еврейской молитве Амида (известной также как «Восемнадцать благословений»), которая, вероятно, была составлена в этот период. Он отчетливо упоминается в пятнадцатом благословении молитвы: «И росток дома Давида, раба твоего, поскорее взрасти и возвысь его поддержкой своей; ведь мы надеемся постоянно, что ты спасешь нас. Благословен ты, Господь, взращивающий спасение».

Указание на Мессию как на «росток дома Давида» отсылает к пророчеству Иеремии (23:5): «Вот, наступают дни, говорит Господь, и восставлю Давиду Отрасль праведную» (см. также Иер. 33:15). В Средневековье Маймонид сформулировал тринадцать принципов веры в иудаизме. Двенадцатым принципом была вера в пришествие Мессии.

Мессия как литературный персонаж и мессианские движения в еврейских обществах широко исследованы. Первый эпизод в настоящей сказке — ироническое повествование о ложных мессианских провозглашениях.

Свойственное Мессии непришествие, неисполненные ожидания и вечное разочарование, являющиеся неотъемлемой частью самой утопической идеи искупления, рождает иронию, находящую выражение в поговорках и рассказах, подобных настоящей сказке.

Личные несчастья

Представление о том, что у каждого человека есть своя доля несчастий в жизни, нашло отражение в легендах: например, в немецкой поговорке, относящейся по крайней мере к XVII в.: «Jeder hat sein Packchen zu tragen» («Каждый должен нести свою ношу») и в поговорке XX в. на идише: «Едер йид ‘от зих зайн пекл» («У каждого еврея есть свой узел»), О том, что люди предпочитают собственные проблемы, говорит пословица «Короб своего зерна лучше девяти коробов чужого» (ВТ, Бава Меция 38а).

Однако центральная идея настоящего рассказа состоит в том, что, если людям дан шанс изменить свою судьбу, они предпочтут собственный узелок с несчастьями чужому. Существует аналогичная басня V в. до н. э. Несмотря на скудные литературные источники подобных рассказов, в них различают три метафоры.

Несчастья как товар