Когда они закончили, Господь, благословен Он, сказал им:
— Дар выше займа. Почему? Ведь дар преподнесен от души, и польза в нем лишь для того, кто его получил, и его семьи. Что же до займа — желал ли ваш умерший смерти заимодавцу? Не приведи Господи. Он лишь запоздал с уплатой долга, потому что деньги нужны были ему для дела, и не подумал о смерти кредитора. Так что он не убийца. Сказав так, повелеваю: поместите все души на чаши весов и посмотрите, что тяжелее.
Добрый ангел вернул на весы семью, получившую подаяние от умершего, а злой ангел — занятые деньги и полученный доход. Чаша доброго ангела оказалась тяжелее, и душа умершего отправилась в рай.
Культурный, исторический и литературный контекст
В древности, в библейские времена, в эпоху Второго храма, как и во времена Талмуда и мидрашей и в Средние века, иудаизм, в особенности еврейский мистицизм, отличался развитой и четко разработанной ангелологией. Существовало огромное множество поименованных ангелов с вполне определенными задачами, отвечавших за каждый аспект человеческой жизни и служивших посредниками между человеком и Господом. Информация об ангелологии в еврейской вере с древних времен до Средневековья представлена в основном письменными источниками, так что, возможно, изучение иерархической системы ангелов всегда носило эзотерический характер и ограничивалось кругом мудрецов и мистиков. Таким образом, народ, духовная жизнь которого редко находила отражение в письменных документах, не имел доступа к тайнам небесных ангелов. В противном случае, если знание о небесных ангелах было распространено в еврейском обществе, тогда текст рассказанной выше истории и другие свидетельства устной традиции XIX–XX вв. отражают упадок знаний о таких ангелах в широких слоях общества.
Ангелы продолжали выступать в качестве распорядителей в верховных мирах и посредников между человеком и Господом. Однако знание о роли и задачах каждого ангела было утрачено, что видно и в приведенной выше сказке, в которой злой ангел противопоставляется доброму. Ангелы в сказке — защитник и обвинитель умершего у небесных врат. Здесь изложено народное представление о небесном суде. Существуют похожие сказки [1
].1 Schwarzbaum, Н. Studies in Jewish and World Folklore (Berlin, 1968), 158–159.
47
БЕЛЫЕ ЦВЕТЫ, КРАСНЫЕ ЦВЕТЫ
В нашем городе был врач, а у врача — сын. Сын отправился учиться за границу. Летом он приехал на каникулы на два месяца. С двумя здешними девушками он был дружен. Эти оба месяца они провели вместе. Когда он уезжал, обе они пошли с ним на станцию. У него было два букета: один красный и один белый. Язык цветов не был ему известен, и он отдал одной девушке белые цветы, а красные — другой. И уехал.
Красный — цвет страсти, а белый — цвет дружбы. Однако он отдал белый букет девушке, которая была влюблена в него, а красный — той, которая на самом деле не питала к нему чувств. Девушка, получившая белые цветы, опечалилась и загрустила. Она едва не заболела. Родители отправили ее в Америку, чтобы она жила там с семьей. Через несколько лет она перебралась в Эрец-Исраэль.
Приехав домой на следующие каникулы, сын обнаружил только ту девушку, которая в действительности была к нему равнодушна. Когда ему стало известно, что вторая девушка в Америке, он поехал туда, чтобы отыскать ее, но не нашел.
Добравшись до Эрец-Исраэль, она открыла цветочную лавку, так как цветы нанесли ей глубокую обиду. Однажды в лавку зашел человек и попросил у нее букет.
— Для чего он вам? — спросила она.
— Не важно, — ответил тот.
— Какого цвета?
— Не важно.
— Важно. Если у вас есть время, я расскажу вам одну историю.
И она рассказала ее, а покупатель оказался ее потерянным избранником!
Культурный, исторический и литературный контекст
В основе сказки — современная жизнь евреев в Восточной Европе, Америке и Израиле. В оригинале на иврите рассказчик упоминает раввина местечка, но не отводит ему роль повествователя, сразу переводя внимание на отца и его сына, который учится за границей.
Сказка построена на системе символов, составлявшей часть народной культуры в Западной и Центральной Европе и явно проникшей в нижние и средние слои еврейского общества Восточной Европы, где она была известна в XX в. Однако нельзя утверждать, что цвета и цветы не имели символики в традиционной еврейской культуре.
Библейская поэзия предполагает романтическое значение цветов. Девушка поет о своем возлюбленном: «Мой милый пошел в свой сад, к насаждениям душистых трав, чтобы пасти в садах и собирать лилии» (Песн. 6:2).