Еврейские народные сказки. Том 3. Сказки евреев арабских стран

К примеру, христианство приняло идею божественного зачатия, а вера в инкубов — ее демонический вариант. В противоположность данному верованию, в этой сказке противопоставляются друг другу два отверстия в женском теле: влагалище и рот. Зачавшая девушка по-прежнему остается девственницей, только зачатие происходит через рот, а не через влагалище. Магическая жидкость, которую выпивает девушка, сделана из скорпиона, в схожей сказке — из черепа. И только в одной сказке (ИФА 292) магическое зелье сделано из кости, которая росла на голове, — аллюзия на фаллос (ср. с мотивом Т511.8.2 «Зачатие от принятия лекарств»), В более поздней еврейской традиции отношения между людьми и демонами переворачиваются и земные мужчины чаще грешат тем, что женятся на демоницах или вступают с ними в половую связь.

Рассматривая еврейские традиции об излечении от бесплодия, можно заметить, как они изменялись с ходом времени. В библейских историях от бесплодия излечиваются с помощью божественного вмешательства. Дважды Бог провозглашает рождение Исаака: один раз Аврааму (Быт. 17:16–19) и один раз Аврааму и Сарре (Быт. 18:10–15). Ангел сообщает Маноаху и его жене о рождении Самсона (Суд. 13:2-25), Бог отвечает на молитвы Анны и обещает ей ребенка (1 Цар. 1:4-20).

В раввинистической литературе в биографических нарративах о выдающихся персонажах обычно отсутствует эпизод рождения, также он обычно опускается и в более поздних биографиях важных для еврейской культуры личностей. Возможно, это связано с влиянием христианства и важной для христиан истории о рождении Иисуса. Но вполне вероятно, что в устной традиции сохранялись истории о рождении. История о рождении р. Иегуды (МР, Берешит 509–510 гл. 58:2; ВТ, Кидушин 72b), которая все же присутствует в раввинистической литературе, не является историей о бесплодии и зачатии. В литературе Талмуда и мидрашей бесплодие имеет демоническое происхождение, а излечением от него является ритуал экзорцизма, осуществляемый раввином. С этой точки зрения бесплодие находится в той же культурной категории, что и случайное зачатие (ИТ, Санхедрин 7:13). См. сказки ИФА о бесплодии в хасидской традиции: 708 (т. 2, № 1), 2644 (т. 1, № 23), 2830 (т. 1, № 18), 4735 (т. 1, № 45) и 6471 (т. 1, № 2).

Умение говорить с рождения

Тема новорожденных, умеющих говорить с самого рождения, также достаточно запутанна, поскольку взгляды о происхождении этого чудесного умения менялись на протяжении истории, и оно считалось то божественным, то демоническим. Священник Мельхиседек, Ной и Моисей умели говорить с рождения. Но эта способность происходила не только от Бога: к примеру, ею были наделены дети нефелимов, сверхъестественных существ, спускавшихся к земным женщинам (Быт. 6:4).

В Средние века это умение было связано с Иеремией и Бен Сирой. Первый был пророком Страшного суда, второй — умным ребенком, перехитрившим тех, кто был старше его. Речь — один из ключевых аспектов данной сказки. Ребенок пытается не выдать тайное знание, которым обладает. В средневековой мессианской истории о чудесном ребенке его показательная черта — немота, которая не дает ему открыть мессианское знание. В тот момент, когда он открывает это знание, он умирает [1]. Подобные характеристики в образе чудесного ребенка схожи с известными в еврейской традиции темами и мотивами, однако, как заметили исследователи, они отсылают также к средневековой легенде об уэльском волшебнике Мерлине.

М. Гастер проводит аналогию между Мерлином и Бен Сирой, гениальным ребенком, чей образ тоже имеет схожие черты с образом чудесного ребенка [2]. Мерлин только частично соответствует модели чудесного ребенка. У него не было отца, а королевские мудрецы, услышав историю о том, как забеременела его мать, заподозрили, что его отцом был инкуб. Будучи еще ребенком, он разгадывал тайны и пророчествовал, но в его биографии отсутствуют другие обстоятельства, характерные для чудесного ребенка: умение говорить с рождения и короткая жизнь, — напротив, он становится уважаемым старым волшебником. Впервые история о Мерлине была записана Гальфридом Монмутским (ок. 1100–1154), а затем в поэтической форме появилась в «Деяниях британских королей» (Gesta Regum Brittaniae-, 1236–1254).

Притчи

В притчах, которые рассказывает чудесный ребенок, он олицетворяет себя сначала с попугаем, а потом с орлом. Он одновременно является и субъектом, и объектом притч, излагая их как предупреждение: его знание настолько неприятно для короля, что несет в себе угрозу и для посланца. Во встроенных нарративах попугай и орел имеют схожие роли, однако символически это две совершенно разные фигуры. Попугай — это комнатная птица, в то время как орел — птица охотничья. В рамках еврейской нарративной традиции попугай обычно олицетворяет оклетеванного еврейского советника при дворе (см. комментарий к сказке ИФА 13068, наст. т., № 36).