СОФЬЯ МОИСЕЕВНА ПЯТОВА: ИЗ ПУХОВИЧЕЙ В ШВАРЦВАЛЬД
Пуховичи
Соня Сухман (она же Софья Моисеевна Пятова) родилась в Пуховичах под Минском. Скорее всего – в 1933 году, но наверняка этого никто не знает: война слизнула все документы и записи. Но до войны она все же успела закончить свой первый класс.
Пуховичи тогда – это полу-деревня, полу-местечко: во всяком случае евреи с белорусами до войны уживались хорошо. Дом Сухманов стоял в самом центре, возле церкви.
22 июня 1941 года грянула война. Отца, Моисея Залман-Боруховича, призвали в армию, но отмобилизоваться он не успел: вместе со старшим братом он ушел в лес, став тем самым едва ли не первым партизаном в округе. А вот маме, Тэме (Татьяне) Абрамовне (в девичестве Вольфсон), как заведующей сберкассой, даже эвакуироваться было нельзя: пока стоявшая в Пуховичах летная часть не была рассчитана, любая попытка уехать приравнивалась к вредительству.
А когда все летчики были уже обслужены, и мать решилась, наконец, уехать, то было уже поздно. Через несколько километров их подводу догнали немецкие мотоциклисты и развернули обратно. «Дома» их ждал сюрприз: прошло лишь несколько часов, а замок на доме был уже взломан, а сам дом полностью разграблен! И даже из сберкассы вытащили и вскрыли несгораемый сейф, в котором и так ничего не было.
Так началась жизнь под немецкой оккупацией, и подлое мародерство вчерашних соседей – далеко не самое страшное из того, что предстояло пуховичским евреям. Их первым делом пометили: заставили нашить и носить на верхней одежде желтые заплатки – спереди и сзади.
Врезалась в память и первая «акция». Немцы выстроились в два ряда, и через этот строй пропускали всех евреев-мужчин – несколько сот человек: и стариков, и взрослых (в их числе и папины братья – Абрам и Сэмен), и ребят, которых не успели призвать в армию. Потом их погрузили на грузовики и отвезли на Попову горку возле кладбища: по рассказам, их заставили выкапывать себе ямы: потом расстреляли и засыпали землей, по другим рассказам – закопали живьем).
В конце июля или начале августа всех евреев согнали в гетто, каковым послужил огромный бывший дом отдыха в конце Пуховичей. Сухманы – дедушка, мать и трое детей (кроме Софочки – двое младших: сестричка Хайла и братик Залманка) – разместились впятером в одной комнате. Рано утром, в один из сентябрьских дней под Рош-Ха-Шана, гетто окружили немцы и всех стали выгонять на плац. Вдруг раздалось несколько выстрелов, и, словно подкошенный, упал дедушка.
Увидев это, мама быстро натянула на старшую дочь зимнее пальтишко и валенки и спрятала ее за печку в углу комнаты. Там, за печкой лежало все их имущество, увязанное в простыни. Подняв Соню на руки, мама посадила ее на самый верх, на все эти узлы, а та, полусидя на вещах и держась за печку, оказалась почти под самым потолком.
Того, что происходило на плацу, девочка не видела – только слышала шум, гам и крики снаружи. Потом все стихло, а в комнату стали заходить незнакомые люди – заходить и вытаскивать из-за печки вещи. Вскоре Соня оказалась уже на полу, вещей под ней больше не было, но не было и мародеров.
Когда стало совсем тихо, Соня выглянула за дверь, вышла на двор и пошла по дороге в сторону станции Пуховичи и поселка Марьина Горка. Навстречу ей шла незнакомая женщина: «Ты евреечка? Там же ваших убивают, куда ты идешь?!..»
И Соня развернулась и пошла обратно, в Пуховичи. Куда, к кому? Из неевреев она хорошо знала только одного человека, работавшего с мамой в сберкассе, по фамилии Маевский. Но не знала, где он живет. Расспросив об этом, пришла к нему домой. Вечером, когда он пришел, то первым делом спросил: «А ты спрашивала, где я живу?» – «Да!». – «Уже доложили, что я прячу евреечку!.. Утром ты должна уйти, а то заберут и меня».
Но ночью раздался стук в дверь – это пришли отец с братом, с Сахне. Отец, узнав об убийстве, примчался прямо к Маевскому. И, не дожидаясь утра, уже втроем они ушли в лес, не отказавшись от хлеба, который им дали с собой …
Лес
Окрестные леса братья Сухманы знали с детства и как свои пять пальцев. Но на подножном корму ни в каком лесу осенью не выжить. Поэтому, скитаясь по лесам, эта троица ночевала больше на сеновалах, чем в стогах, особенно часто в свинарниках: ночью выйдешь к свиньям и конфискуешь у них часть картошки и другой еды.