Еврейский вопрос / Необыкновенная история

Если Тургенев в своих видах мог фальшиво осветить своей умышленной, злой критикой конец моего романа, раздув в то же время похвалой подсказанные им романы Флобера (чего он не делает, чтобы раздуть значение Флобера: сочинили они там вместе какие-то две легенды “Иродиада” и еще о каком-то “Святом”{140} — не помню, кроме того, написали повесть “Un coeur simple”: все это крайне плохо, слабо — и не может служить подтверждением того, что “M-me Bovary” и Education Sentimentale и эти повести писаны одним пером. Эти последние два все-таки резко отличаются от всех прочих сочинений этого бездарного француза, писавшего под диктовку Тургенева с чужих романов!), то это могло случиться в России, где у него есть шайка наметанных бульдогов и слуг, но не всегда это можно было рассчитывать ему сделать за границею, несмотря на связи его с новейшими французскими писателями. Французская литература велика: там нашлись бы противные ему, правдивые и умные голоса, которые приподняли бы завесу. Наконец по-французски прочитали бы и в Англии, и в Германии и, может быть, — сумели бы отыскать истину.

И так он как огня боится переводов с русского на французский и зорко караулит, сидя там, чтобы этого не случилось.

Между прочим, он сделал вот что. Весной прошлого 1877 года{141} я получил из-за границы письмо от некоего Charles Deulin, начинающееся так: “Monsieur et cher Maitre!” и т.д. Он пишет, “что 18 лет тому назад, вскоре по напечатании “Обломова” я дал ему и его товарищу M-r De La Fite (это псевдоним русского, Петра Артамова, поселившегося в Париже) право (une autorisation) на перевод “Обломова”, что они перевели только одну первую часть, потом-де De La Fite — Артамов отстал от перевода, занялся другим, а затем умер, а вот он, Charles Deulin, не знающий ни слова по-русски, взял да и напечатал (вдруг через 18 лет!) одну эту первую часть и посылает экземпляр мне, как автору, с величайшими комплиментами, прибавив, что и французские журналы очень хвалят эту книжку”{142}.

Вскоре я получил и книжку. Перевод оказался верный, исправный — и немудрено: Deulin пишет в предисловии, что целая колония русских переводила каждое выражение!

Но дело в том, что в этой первой части заключается только введение, пролог к роману, комические сцены Обломова с Захаром — и только, а романа нет! Ни Ольги, ни Штольца, ни дальнейшего развития характера Обломова! Остальные три части не переведены, а эта 1-я часть выдана за отдельное сочинение. Какое нахальство! Я сейчас почувствовал тут руку Тургенева, тем более что на этой книжке, на заглавном листе мельчайшим шрифтом напечатано: Tous droits reserves. Это значит, что другой переводчик не имеет права переводить и издавать “Обломова”, по крайней мере первой части.

Рассчитано верно: не имея права на первую часть, кто же станет переводить остальные три — без первой?

К письму своему Deulin этот прибавил, что он не знал, что делать с первой частью, не знал, к кому обратиться: “обращался-де к Тургеневу, да тот собрался ехать в Россию — и ничего ему не мог сказать”. Тургенев действительно в это время приехал в Петербург, я его не видел, потому что давно перестал видеться с ним.

А отчего этот Deulin не обратился ко мне самому — про это и знает Тургенев.

Я отвечал этому Шарлю Deulin (он пописывал мелкие повести, Buveurs de la biere и проч.), “что если я и дал 18 лет назад (о чем забыл) право переводить “Обломова”, то, конечно, не на отрывок, а на перевод целого романа, что он перевел только пролог или введение, а не самый роман, — и тем испортил последний в глазах французской публики. Наконец, это право было дано его товарищу, знавшему по-русски, а не ему одному, и особенно я не давал права ставить на 1-й части надпись: tous droits réservés — и таким образом запрещать переводить другим. Все это мог только сделать, прибавил я, злой и завистливый соперник, который мог внушить такую мысль ему, Шарлю Deulin, а он привел ее в исполнение, не думая мне сделать вред”. (Переписка эта есть в моих бумагах).

Я получил в ответ сердитое письмо (зачем я угадал умысел), что я напрасно хлопочу так усердно о точности исполнения условий перевода, что во Франции с иностранными авторами привыкли обходиться без церемонии, и что я должен считать себя счастливым, что стал известен французской публике, и т.д.

А о подписи tous droits réservés — ни слова!

Но зато в этом ответе он уже признался{143}, что Тургенев тут что-то ему советовал или поправлял (в безобразном нелепом и фальшивом Предисловии), тогда как в первом письме сказал, что Тургенев ничего не делал.

На это я отвечал коротко ему и издателю книжки, Didier (который тоже писал мне), что я нахожу неуместным издание одной первой части романа, и особенно не считаю их вправе ставить на ней надпись Tous droits résérvés, наконец, что я передал право перевода другим.