«Еврейское слово»: колонки

Вторая половина книги Жирара посвящена евангельской истории казни Иисуса. Сразу отмечу: в его изложении нет и тени разбирательств, кто в ней виноват. Сущность Евангелий не в рассказе. Поскольку у людей есть такой дар, как язык, они все время что-то рассказывают и описывают. Словами можно добиться многого, но отнюдь не всего. Не главного. Главного можно добиться неотменимостью поступка, если этот поступок самопожертвование. Тогда становится важно, что поступивший говорил. Сущность Евангелий, в опровержении системы насильственных отношений, которые от начала легли в основание мира. Которые не занимаются ничем другим, кроме как обеспечением своего торжества. Которые сделались не просто господствующим, а единственным мировоззрением. Стараниями двух непримиримо враждебных сторон, христиан и евреев, евангелия были сведены исключительно к историям, точнее к одной. Она открыла новый этап насилия – против евреев. Потому что из историй – все равно, из принятия их или отрицания – можно вывести любые умозаключения, прямо противоположные в том числе. Текст – это слова, а как повернуть слова, чтобы из опровержения насилия вышло насилие, в этом человеческий род преуспел на славу… Да, насилие, говорит он, но ведь это справедливое насилие. Как будто хоть одно из них когда-либо было названо несправедливым.

7–13 июня

Несправедливость огромна, как тайга, как звездное небо, – справедливость крохотна, как букашка, светлячок. В августе 1968 года в Чехословакию вошла армада танков – протестовать на Красную площадь вышли 7 человек. Герои всегда считанные, и каждый раз изумляешься, когда можно досчитать хотя бы до одного. В прошлом номере газеты наша колонка была посвящена книге «Козел отпущения», ее автор Жирар – эта самая единица. Он сражается ни больше ни меньше как с нашей цивилизацией, с основами общественного уклада, со всеми, кто их принимает, культивирует, кто скрепляет их собою. Со всеми нами. Один из самых известных современных философов, он известен именно как единица, одиночка.

Издательство «Логос» выпустило книжку «Путеводитель переговорщика (майор Измайлов, verbatim)». Вербатим значит «дословно». У Вячеслава Измайлова, военного обозревателя «Новой газеты», на рубеже 2009–2010 гг. взяли серию интервью, они сошлись в целое, в захватывающий рассказ. Измайлов рассказывает, вот уж безыскусно, не художественно. Интонации речи отчетливы, кажется даже, что слышен голос. В то же время это книга, с сюжетом, композицией, с десятками ярких персонажей. Автор и есть ее главный герой, но главный герой гораздо больше, чем автор, авторство для него – одно из проявлений, отнюдь не первое. Хотя рассказчик он талантливый.

Это книга приключенческая, но прежде всего мировоззренческая. У приключений, увы, плохой конец много чаще, чем хороший. Зато мировоззрение не подкачало. По той уникальной причине, что оно не в разладе с совестью. Совесть его и сформировала. Оно стоит на том, что люди вокруг тебя такие же, как ты. Одни в худшем, чем ты, положении, другие в лучшем. Которые в худшем, нуждаются в помощи; которые в лучшем, не вызывают зависти. Всё.

Мы все придерживаемся той или другой морали, жизненной философии. У нас есть принципы, критерии, установки. Убийца, мародер, насильник – преступники, негодяи, для порядочного человека контакт с ними невозможен. А мы порядочные, не так ли, мы всецело с теми, кого они режут, грабят, мучают. Мы хотели бы их спасти, поддержать. Но если это намерение существует не только в нашем воображении, а и в реальном пространстве, нам придется запачкаться об этих злодеев. Добиваться встречи с ними, просить их о снисхождении к жертвам, предлагать им взамен что-то, что их заинтересует. Мы?! С этими подонками?!! Никогда!!! Я таким руки не подаю, чай с ними пить не сажусь… А без руки, без чаю, они на тебя и смотреть не станут, разве что кокнут мимоходом… Пусть умру, но до них не опущусь… Ты умрешь, это ладно, но ведь и те умрут. Которых ты собирался спасти.

Таковы мы. Однако не Измайлов. Странная вещь, в той же степени, что с порядочными, он действительно имеет дело с дурными и дрянными людьми, с мерзавцами, уголовниками, но это его не пачкает. Может быть, потому, что на нем не белые одежды, а гимнастерка, боевой камуфляж, шинель. Он армейский офицер. Сперва капитан, на афганской войне. Где критерии другие и принципы неприменимы. Установок две: первая – выполнить приказ, вторая – выжить. Не за счет других. То есть одна не совместима с другой. Например: в его роте есть солдат, молоденький, толку никакого, сплошные нарекания. И им вдвоем надо вывести военную машину из-под обстрела. Жестокого, один на их глазах уже убит. И этот никуда не годный малый, который даже не знает, как включается задняя скорость, бежит к машине и – проезжает. С того дня никаких между ними конфликтов, хотя оснований меньше не стало.