Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Являются два странника; по их разговору зрители узнают, что это – оба сына Ипсипилы, Евней и Фоант, отправившиеся отыскивать свою мать и забредшие случайно в Немею. Как царевичи, они решают просить гостеприимства у самого царя; один из них стучится в дверь.

Остановимся здесь на минуту. Читатель видит, что предстоит узнание матери сыновьями. Этот мотив узнания (anagnorismos, как его называют технически) принадлежит к излюбленным мотивам и в еврипидовской трагедии, и в потекшей от нее эротической комедии Ме-нандра и его сообщников; но для его эффектности требуется, чтобы он был обставлен посложнее. Здесь же постановка грешит, на первый взгляд, чрезмерной простотой. Ипсипила знает, что у нее есть двое сыновей, и не может не знать их имен – если не обоих, то хоть Фоанта, унаследовавшего имя ее отца. Сама она известна в Немее под своим собственным именем, и даже ее прошлое знают все, как показывает сцена с хором. Наконец, и сыновья должны были узнать от своего деда, если не от Орфея, и имя, и прежнюю судьбу своей матери. Итак, никаких затруднений нет: стоит юношам в разговоре назвать друг друга по имени или кому-нибудь из домочадцев произнести имя Ипсипилы – и трагедия кончена. Между тем поэту ничего не стоило осложнить интригу и затруднить развязку, допустив, например, что Ипсипила – а это было бы так естественно – скрывает от окружающих свое царское имя. Он этого не сделал; значит, для него суть была не в «узнании», а в другом.

На стук из дворца выходит Ипсипила с ребенком на руках. Ребенок вскрикивает при виде чужих людей; верная няня прежде всего его успокаивает. Здесь начинаются новонайденные отрывки:

Не плачь, Офельт родимый, успокойся.
Вот-вот отец приедет, он игрушек
Нам привезет, и личико твое
От этих слезок живо прояснится.

(Юношам, невольно любуясь на них.)

Вы ль это, юноши, к нам постучались?
Счастлива та, что родила вас! Всё ж
Скажите, чем наш дом служить вам может?

Фоант

Приюта просим мы на ночь одну.
Припасы все у нас с собой; не будем
Мы в тягость дому вашему, не будем
Тебя от дела отвлекать, жена.

Ипсипила

В отсутствии хозяин дома, гости,
Ликург; но ждем его мы с каждым часом,
Пока же всем царица управляет.

Фоант

Итак, гостям чертог ваш недоступен
И нам к другим уместней обратиться?

Ипсипила

О, нет. Не в нравах нашего царя
Гостям отказывать. Нас не боятся,
Всегда под кровом нашим кто-нибудь;
Войдите ж смело, и найдете всё вы,
Что услаждает странников, друзья!

Фоант

Ну что ж, войдем. Тебе же благодарность
За указанье и привет, жена.

С этими словами оба юноши удаляются во дворец, в мужскую половину. Быстро промелькнуло первое свидание матери с обоими сыновьями; они не узнали друг друга. Все-таки что-то кольнуло Ипсипилу при виде стройных и прекрасных Ясонидов и вырвало у нее невольный возглас: «Счастлива та, что родила вас!» После их ухода ее мысли с удвоенной силой возвращаются к своему излюбленному предмету – далекой лемносской родине. Она осталась одна на сцене с ребенком на руках; она садится на ступеньку под колонной, берет погремушку и поет про себя, теша малютку ее игрой…

Несколько слов об этой погремушке. Нравы древней трагедии были строгие, каждое смягчение традиции Фриниха и Эсхила возбуждало неудовольствие людей староафинского закала. Что Еврипиду его погремушка не сошла безнаказанно, это нам доказывает одно любопытное место из «Лягушек» Аристофана – знаменитого посмертного суда Эсхила и Еврипида. Суровый Эсхил намерен жестоко пародировать лирическую технику своего противника; он говорит:

Давайте лиру! Впрочем, что нужды
Мне в ней? Эй, ты, что погремушкой тешишь,
Сюда пожалуй, муза Еврипида!
Для этих песен ты одна пригодна.

Но мы, конечно, не разделим этой суровости и будем благодарны судьбе, что она возвратила нам хоть отчасти эту «арию погремушки», которая так возмущала Аристофана и его единомышленников. Это – красивая и трогательная картина, и «Муза Еврипида» поступила, думается нам, вполне правильно, найдя ее достойной трагедии.