Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Слышу, добыл ты златое руно и на судне спасенном
         Вновь фессалийских брегов благополучно достиг.
Что ж, как могу, поздравляю тебя. Об одном лишь жалею —
         Что не своим ты письмом подал мне весть о себе.
Что не заехал ты сам в мой Лемно

с, что тебе был обещан,         В этом тебя не виню: ветер причиной мог быть.
Письмам же мысли свои и при встречном мы ветре вверяем;
         Даже приветом почтить ты Ипсипилу не мог!

Да, не письмо, а молва мне деянья твои рассказала:

         Как под ярмо ты повел Марса священных быков,
Как из чудесных семян урожай ты взрастил исполинов,
         Как без десницы твоей смертью они полегли,
Как сторожила руно неусыпного змея зеница
         И как его добыла мужа бесстрашного длань.
Если б могла я сказать, недоверье людей побеждая:
         «Так мне он сам написал!» – как бы горда я была!

Мне ли скорбеть, что со мной неучтив был забывчивый муж мой?

         Честью великой сочту, если останусь твоей!
Слышу: с чужой ты земли чародейку привез – и на ложе
         Принял, что только со мной вечно делить обещал.
Ах, легковерна любовь. Я б охотно упрек заслужила,
         Что я облыжной молвой верного друга корю!
Гость-чужестранец недавно приплыл из земли фессалийской
         В Лемнос; едва он успел через порог преступить,
«Что мой Ясон? – говорю. Мой гость умолкает смущенно,
         Долго стоит предо мной, долу глаза опустив…
Я разрываю хитон. – Он жив? – восклицаю в испуге, —
         Иль и меня уж на смерть рок беспощадный зовет?»
«Нет, – отвечает. – Он жив». С оробевшего клятву взяла я;
         Именем бога едва веру снискал он мою.

С духом собравшись, его о деяньях твоих вопрошаю;

         Он мне про пахотный труд меднокопытных быков,
Он про змеиный посев излагает чудесную повесть
         И как взошедший народ в битву внезапно вступил.
Быстро исполнилась участь мужей земнородных лихая:
         Братоубийственный бой в день их один уложил.
Дале – над змеем победа. И все вопрошаю я: «Жив он?»
         Попеременно царят страх и надежда во мне.
Всю по порядку он повесть ведет – и рассказом искусным
         Исподволь рану души он обнажает моей.

Вот она, верность твоя! Вот брачные клятвы и светоч —

         Ах, погребальным костром был он достоин служить!
Ты не любовницей тайной имел меня: брачная Гера,
         С нею венчанный Гимен наш освятили союз.
Но не Гимен и не Гера держали наш свадебный светоч,
         Нет, Евменида его в длани кровавой несла.
Что мне дружина твоя, что мне твое вещее судно?
         И для чего его к нам кормчий направил Тифис?
Здесь ли овен златорунный сверкал своей шерстью чудесной?
         Здесь ли высокий дворец старца Ээта стоял?
Первым движением было – но в гибель влекли меня боги! —
         С женскою ратью моей в море вогнать пришлецов.
А уж умеют – и очень! – мужей побеждать лемниянки;
         Было б защитой от бед племя, столь храброе, мне.
Я приняла тебя в город… в свой дом приняла… в свое сердце;
         Дважды нам лето с тобой, дважды зима протекла…

Третий взошел урожай, когда ты, уезжая с дружиной,

         Мне со слезами в очах слово такое сказал:
«Долг нас зовет, Ипсипила; но если возврат мне дарован —
         Мужем твоим ухожу, мужем вернуся твоим.
О, береги ты надежду, что в лоне твоем созревает!
         Будешь ты матерью ей – буду и я ей отцом».
Так ты сказал и умолк. О, я помню: не мог продолжать ты;
         Слезы на лживый твой лик градом лились из очей.

Вот из друзей ты последним взошел на священную «Арго»;

         Та понеслася; Зефир парус висячий надул.
Из-под скользящей ладьи убегают лазурные волны;
         Взор твой недвижно на брег, на море мой обращен. Башня с высокого мыса царит над синеющей гладью;
         К ней я лечу, свою грудь слез увлажняя росой. Хоть затуманены очи, – души угождая желанью,
         Дальше обычных границ режет пространство мой взор. Путь твой мольбой провожаю, обеты творю… Ах, обеты!
         Ты ведь спасен, и богам я их исполнить должна! Я ль их исполнить должна, чтоб плоды их Медея вкусила?
         Сердце обида щемит, гнев отравляет любовь. Я ли дары понесу, что живого Ясона теряю?
         Я ль за утрату свою жертву богам заколю?

Правда, в тревоге жила я и раньше, всегда опасаясь,

         Чтоб из Аргоса снохи не предпочел твой отец. Я аргивянок боялась: разлучницей варварка стала;
         Жданную рану нанес враг неожиданный мне. Ни красотой не пригожа, ни нравом; но чары ей служат:
         Заговоренным ножом зелье срезает она; Часто с косой расплетенной средь свежих могил она бродит,
         Чтобы из теплой золы верные кости добыть; Губит заочно людей, восковое подобье терзая;
         Печень больную бедняг тонкой иглою сверлит; Может с небесных путей непокорной Луны колесницу
         Сдвинуть и Солнца коней мраком внезапным покрыть; Может и рек устремленных обратно направить теченье;
         Может и скалы, и лес в путь за собою увлечь; Может… и то, что неведомо мне. Не позорно ли, зельем —
         Вместо красы и ума – ласк добиваться любви?

И ты способен ее обнимать: среди ночи молчанья

         С нею вдвоем в терему сон безмятежный вкушать?
Вижу я, как на быков – ярмо на тебя наложила,
         Как того змея – тебя заворожила она.
Ей ведь приятно самой пожинать твоих подвигов славу:
         Мужа великого блеск меркнет пред силой жены.
И Пелиады не прочь волшебству приписать твою доблесть;
         Так они шепчут, и им верит безумная чернь:
«Тщетно кичится Ясон, что руно он добыл золотое, Тщетно:
         Ээтова дочь славу стяжала ему!»
Мать ты спроси Алкимеду, отца ты спроси дорогого,
         Рады ль они, что сноху север им дальний прислал?
Там, где волнуется Дон, где Скифии влажной трясины,
         Там, где Риона исток, мужа б искала она!

О, вероломный Ясон, ветерков ненадежней весенних,

         Как невелик твоего был обещания вес!
Мужем моим ты ушел, но не мужем моим возвратился;
         Я же, чем раньше была, тем и остаться хочу.
Если имен тебя блеск или знатность породы пленяет,
         То ведь Миноса слывет внуком отец мой Фоант;
Вакха я дедом зову, а венчанная Вакха супруга
         Ярким сияньем лучей сонм побеждает светил.
Лемнос приданым бы был, благодатный трудящимся остров.
         Да и сама я дарам не уступаю своим.

Ныне ж я матерью стала. Поздравь, мой Ясон, нас обоих.

         Ношу свою о тебе я услаждала мечтой.
Счастлива я и числом; улыбнулась мне дважды Луцина,
         Два я залога любви, двух близнецов родила.
Спросишь, в кого наши детки? Отца мы по ним вспоминали:
         Лгать не умеют они; все остальное – твое.
Я уж послать их хотела, за мать чтоб отца упросили, —
         Мачехи образ лихой начатый путь преградил.
Как я Медеи боюсь! Она больше, чем мачеха, верь мне:
         Все преступленья свершить руки способны ее.
Та, что родимого брата в пустынной поляне решилась
         Кости рассеять, – детей не пощадила б моих!

И на нее – о безумец, о жертва колхидской отравы! —

         И на нее променял ты Ипсипилу свою?
Девою мужа познала в прелюбодеянии гнусном
         Колхянка; нам же с тобой свадебный светоч сиял.
Та изменила отцу; я спасла от убийства Фоанта.
         Та лишь беглянка: меня Лемнос родной бережет…
Впрочем, что пользы мне в том, коль невинность нечестьем побита?
         Вместо приданого грех мужа помог ей добыть!
Мне лемниянок вина… не похвальна, Ясон, но понятна:
         Быстро берется за меч длань оскорбленной жены!

Что, если б гневные ветры, обиду мою вымещая,

         Вместе с подругой тебя в гавань загнали мою?
Если б навстречу тебе со своею я парочкой вышла —
         Землю ты стал бы молить, чтоб поглотила тебя!
Как на детей бы взглянуть, как мог бы меня ты приветить?
         Казнь бы какая могла смыть вероломства пятно?

Все же ты в царстве моем сохранил бы и жизнь, и свободу —

         Не по заслугам твоим, а по моей доброте.
Нет; но обидчицы кровь как мои бы обрызгала очи,
         Так и того, чью любовь приворожила она. Я бы Медеей Медеи была! – Если с выси небесной
         Всесправедливый Зевес слышит молитву мою, Плач Ипсипилы зачтется бесстыдной преемнице ложа
         И испытает она горечь законов своих! И как покинута я, – и супруга, и мать малолеток —
         Стольких же быть ей детей, быть ей лишенной тебя! Быть ей недолго царицей добытого кривдою царства:
         Вскоре по миру всему будет приюта искать; И как сестрой она доброй была, и как дочерью верной, —
         Будет и к детям своим, будет и к мужу нежна. Суша и море отвергнут ее; обретет она воздух,
         Сил лишена и надежд в мести безумной своей!

Вот оскорбленной супруги мольба! На такую судьбину,

         Муж и жена, да хранит ложе проклятое вас!