Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Повторяю, участь Леноры представлена сплошным ужасом, представлена карой; а причину кары благочестивый поэт-христианин усмотрел в богохульственном отчаянии, которым она ответила на ниспосланное ей Господом испытание.

Конечно, религиозная мотивировка кары остается собственностью поэта; в народной легенде мотивировка могла быть иная или отсутствовать совсем. Зато одно несомненно: везде там, где ночная скачка с мертвецом стоит в центре баллады, представление о свидании как о каре напрашивается само собою и представление о нем как о награде исключается. С этой точки зрения прямой противоположностью к бюргеровской Леноре и ее народным первообразам является другая, тоже народная, обработка мотива; она записана в нескольких вариантах в разных областях Германии (один из этих вариантов, немецко-моравский, приведен профессором Созоновичем). Ввиду ее важности для нашего вопроса я позволю себе привести ее в переводе, синтетически примиряющем отдельные варианты; оговариваюсь, что мой перевод точно приноровлен к напеву, но не к размеру немецкой народной песни:

Тихо друг бредет к подруге
И в окно стучится к ней:
– Дома ль ты, моя зазноба?
Встань, впусти меня скорей!

– Нет с тобой для нас беседы,

Не могу тебя впустить:
Я давно люблю другого,
За тобою мне не быть.

– Тот, кого давно ты любишь,

Милый друг мой, это я;
Ручку дай; меня узнает
Ручка белая твоя.

– От тебя землею пахнет,

Сам ты смерти холодней!
– Как не пахнуть мне землею?
Восемь лет лежу я в ней!

Разбуди отца родного,

Разбуди родную ты:
Дан венок тебе зеленый
До небесной высоты!

Первый благовест раздался —

Помертвел невесты лик:
Благовест второй раздался —
Смертный хлад ее проник;

Третий благовест раздался —

Испустила дух она;
Так-то ночь двоих влюбленных
Упокоила одна.

В ночь одну для двух влюбленных

Вечной жизни час настал;
Сам Господь с небесной выси
Друг их с другом обвенчал.

Нельзя сказать, чтобы страх вовсе отсутствовал в этой обработке: он ясно слышится в четвертой строфе. Но дальше ее он не проникает; затем идет описание свидания влюбленных и медленного, счастливого умирания невесты в объятиях жениха под торжественный звон утреннего благовеста, которым сам Бог как бы освящает их брак. О ночной скачке не только не говорится – она прямо исключается всей обстановкой рассказа. Итак, мотив кары отсутствует; его заменяет мотив награды, звучащий особенно сильно в последних словах жениха с их красивой загадочностью: «дан венок тебе зеленый до небесной высоты» (Grun Kranzlein sollst du tragen – Bis in den Himmel’ nein). Награды – за что? И в этом песня не оставляет никакого сомнения: за верность, с которой невеста хранила свою любовь для жениха за все время его долгого отсутствия, верность, о которой свидетельствует ее отказ вступить даже в беседу с чужим человеком в ночное время. Именно ею она заслужила зеленый венок.

Я ограничиваюсь этими двумя обработками, так как они знаменуют собою оба полюса в нравственной оценке мотива Леноры. А теперь переходим к ее античной родоначальнице.

Это – фессалийская царица Лаодамия.

III

Упоминается она впервые – хотя и безымянно – в том месте «Илиады», где перечисляются по городам дружины ахейцев, выступившие в поход против Трои. Среди прочих называются и жители некоторых фессалийских городов, между прочим и Филаки (песнь II):

Всех их при жизни своей вел в поле питомец Ареса
Протесилай; но тогда он в земле уж покоился черной.
Там, он, в Филаке, жену неутешной вдовою оставил
И полуконченый дом; уложил же дарданец героя
В миг, когда первым из всех с корабля соскочил он на берег.