Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Здесь в традиции маленькая неясность: состоялся ли новый брак Гермионы в бытность Ореста или в его отсутствие? Ясно одно: Неоптолем упрекал Ореста в матереубийстве. На это Орест (или за него Гермиона) должен был ответить: «Я отомстил убийцам моего отца – а ты оставил убийцу твоего отца безнаказанным». И Неоптолем должен был смолчать, ибо этим убийцей Ахилла был сам Аполлон.

Но под конец ему стало невмоготу… Я охотно представляю себе, что Гермиона, подражая Алкмене, отказывала Неоптолему в своей любви, пока он не смоет пятна бесчестия со своего рода: ведь миф знал Гермиону женой Ореста, и надо было сохранить ее нетронутой до этого окончательного брака. Как бы то ни было, но Неоптолем отправляется в Дельфы требовать Аполлона к ответу за убийство Ахилла – здесь начинается действие трагедии Софокла «Гермиона» (Софокл III 344).

Таким-то образом Неоптолем стал врагом Аполлона – или, вернее, так эта вражда была поэтически мотивирована. Мы не можем здесь распутывать крайне сложной мифопеи, касающейся смерти Неоптолема в Дельфах; да и вряд ли кто-либо в состоянии это сделать убедительным образом. Еврипид, во всяком случае, считался с величавой концепцией дельфийской трагедии Софокла; превзойти он ее не мог и поэтому решил ее испортить. Так точно он и, думается, около того же времени поступил и с другой дельфийской трагедией своего предшественника, с «Электрой».

Есть еще один мотив, который должен быть упомянут прежде, чем мы перейдем к самой трагедии Еврипида; это – отношение Неопто-лема к Эпиру. Надобно знать, что позднейшие цари Эпира производили себя от Неоптолема; великий Пирр был обязан своим именем этой фикции – Пирр еще в киклических «Киприях» встречается как прозвище Неоптолема. Когда же эта фикция возникла? Плутарх говорит нам, что из эпирских – точнее, молосских – царей Фаррип (Tharrypas) первый «упорядочил города своей страны эллинскими обычаями и письменами и гуманными законами» («Пирр», гл. 1); и Karst высказывает догадку, что именно эта эллинизация Молоссии и нашла себе мифологическое выражение в произведении рода этого Фаррипа от Ахилла. С этим согласиться нельзя: еще Пиндар производит род молосских царей от Неоптолема – мы здесь ничего решить не можем. Но и это было еще не всё: соседями молоссов, и притом приморскими, были хаонийцы; с ними Клеон завел темные для нас сношения, желая привлечь их на сторону афинян. Естественно было и их наделить мифологической генеалогией – и вот сочиняют, что Андромаха после смерти Неоптолема выходит за вышеназванного Елена и рождает ему Кестрина, первого владыку хаонийской земли Кестрины. Все это с политической точки зрения малоутешительно; политическая мифология безбожно истрепала пленительный гомеровский образ Гекторовой жены. Но раз Еврипид дал этим мифологическим проекциям место в своей трагедии, то и нам было необходимо их коснуться.

II

Место действия трагедии – во Фтии. Неоптолема нет, он отправился в Дельфы, но не для того, чтобы потребовать Аполлона к ответу за убийство отца, а напротив, чтобы вымолить его прощение за свой прежний дерзновенный шаг в этом направлении… Мы без труда узнаем здесь продиктованную симпатией к Неоптолему поправку к мифопее Софокла, сохраненной, однако, в виде рудиментарного мотива.

Итак, Неоптолема нет; его отсутствием решила воспользоваться его совсем еще молоденькая жена Гермиона, чтобы погубить свою старшую соперницу Андромаху; помогает ей в этом ее отец Менелай, случайно приехавший к ней во Фтию и распоряжающийся в ней на правах ближайшего родственника. Чуя недоброе, Андромаха отдала своего малютку-сына в верные руки; сама она нашла убежище у алтаря Фетиды, божественной бабки Неоптолема, давно уже вернувшейся в подводный чертог своего отца Нерея.

Мотив передачи ребенка в верные руки встречался, как мы видели, в «Поликсене» Софокла; Еврипид просто перенес его с первого сына Андромахи на второго. Не думаю, чтобы особенно удачно. Там Андромаха вполне основательно удаляет Астианакта из Трои, так как в ней его ждала гибель; но что могло помешать ей здесь вместе с ребенком искать убежища у алтаря богини? Так именно поступает Мегара в «Геракле», и это вполне разумно… Кстати, как зовут этого второго сына Андромахи? В тексте трагедии он по имени не называется; но позднейшие толкователи (схолиасты) припомнили мифографическую традицию, дающую Неоптолему и Андромахе трех сыновей и в том числе Молосса, и благодаря этому имя Молосса появляется и в рукописях и в изданиях. Это, однако, неправильно, как доказывает пророчество Фетиды: «А эта пленница, я разумею Андромаху, должна поселиться в молосской земле – итак, земля уже зовется молосской. Несомненно поэтому, что это неблагозвучное имя, которое у афинян тех времен вызывало представление о молосских бульдогах, должно исчезнуть из списка действующих лиц и уступить свое место исконному поэтическому имени Амфиал.