Читаем Эвритмическая работа с Рудольфом Штейнером полностью

Она воодушевляла нас, радовалась, полная снисхождения, нашим стараниям. В последующие годы она проводила много времени в поездках, ее подолгу не было. Иногда она брала с собой часть эвритмической труппы, чтобы давать представления в различных местах.

В августе 1925 года в Гетеануме состоялся практический семинар для учителей эвритмии, продолжавшийся неделю. На этот семинар приехало почти пятьдесят учителей, в основном из Германии. Занятия, которые я проводила с помощью Эрики Клуг — Шильбах, а также практические упражнения учителей проходили в большой палатке, установленной на территории Гетеанума, рядом с нынешним домиком обсерватории. Работа протекала гармонично. Между занятиями и упражнениями мы отдыхали на траве под голубым летним небом. Однажды в конце курса к нам пришла Мария Штейнер Ее обрадовал вид движущихся разноцветных фигур на фоне прекрасной природы. Она предложила нам использовать палатку в качестве сцены и устроить выступление преподавателей эвритмии, а зрителей разместить на поляне перед палаткой. К сожалению, этот праздник под открытым небом не состоялся в намеченный день из — за дождя. Нам пришлось за два часа переделать программу для сцены Столярной мастерской, которая была в два раза меньше, и отказаться от некоторых номеров. И все же в некоторых стихотворениях участвовали одновременно более двадцати преподавателей, например, в напоминающем молитву стихотворении Клопштока "Всеобщее счастье":


Ладонью рот закрыв, молчал я перед Богом.

Теперь возьму я арфу снова, смахнув с неё былую пыль,

И пусть она пред Богом, пред Богом прозвучит!


Это стихотворение оканчивается так:


Многорукий поток,

стремящийся вниз сквозь большой лабиринт…

Столб, на котором когда — то радостей много покоиться будет,

Ты стоишь на земле, о нужда,

Достигая до самых небес!

Вечный поток омывает также тебя!

Боже, отец существам ты

Не только бытье им давая;

Ты есть источник

Вечного счастья.


"Отче наш", поставленный в соответствии с указаниями Р. Штейнера, был также впервые исполнен в этой программе большой группой преподавателей.

В 1925–26 годах я работала в основном с новым поколением и прорабатывала с ним курсы Р. Штейнера от 1915 и 1924 года. Я преподавала и для актеров, которые приехали в Дорнах летом 1924 года из различных уголков Германии со своими вопросами и проблемами к Р. Штейнеру и Марии Штейнер. В сентябре того же года для них прошел курс по искусству речи и драматическому искусству. Уже начиная с той осени, сразу после окончания курса, я начала заниматься с ними эвритмией. В одной из лекций драматического курса Р. Штейнер говорит, что эвритмическое искусство находится настолько близко, насколько это возможно, к современному сценическому искусству: "И то, что в будущем это эвритмическое искусство полностью соединится со сценическим, вытекает уже из внешней манеры его преподнесения. В будущем актерское искусство будет рассматривать эвритмию как свою составную часть". О том, как актер должен применять эвритмию, Р. Штейнер говорит в 11-й лекции: "Актер уже сейчас должен знакомиться с эвритмией, не для того чтобы эвритмизировать, ведь эвритмия — это искусство, которое сама по себе представлено на сцене. Он должен по — другому применять эвритмическое, не пытаться выразить свою роль эвритмически. Но для актеров эвритмия опосредованным образом может иметь большое значение. Если вы продолжите гласные и согласные внутрь, определенным образом внутренне наполните себя призраком эвритмического образа, этим отражением, и при этом будете говорить, тогда ваши гласные и согласные будут звучать в чистом виде, так, как вам нужно[58].

В предисловии к этому курсу Мария Штейнер говорит о том, что Р. Штейнер "создал в эвритмии новый художественный импульс, способный оживить и обогатить все другие виды искусства".

Для меня одними из самых прекрасных воспоминаний того времени являются воспоминания о работе с такими увлеченными, беззаветно преданными делу молодыми исполнителями и исполнительницами.

Многие из них жили в примитивных, напоминающих бараки, домиках, которые располагались за посадками вдоль дороги от столовой к Гетеануму. Деревенские жители называли этот маленький лагерь деревней негров: зимой там было холодно, летом жарко, и какие — либо удобства отсутствовали. Но зато эта группа молодых людей находилась у источника новой художественной жизни, вокруг Марии Штейнер, будучи ее первыми учениками, ее будущей актерской труппой. Чудесной была атмосфера в этой группе молодежи!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное