Европа-45. Европа-Запад

— Мы ведь договорились, что я понесу ребенка.

— Ребенка мы оставим здесь. В такой сирене я не нуждаюсь.

— А как же...

— Оставим здесь. Пусть орет.

— Это негуманно.

— Что, что?

— Я сказал: негуманно.

— Ах, вы гуманист, господин Лаш? Я, правда, не знаю, что это такое, но догадываюсь, что вам жалко этого визжащего поросенка. В таком случае возьмите ребенка за ноги и трахните головой о стенку. Проверенный способ. Действует безотказно.

— Я цивилизованный человек и не позволю, чтобы вы говорили в моем присутствии о таких вещах.

— Ах, вы цивилизованный человек? А вспомните, что вы делали год назад? Скольких убили вы в Лондоне своими цивилизованными ракетами? Вспомните, как вынимали глаза у партизан? У русского партизана, помните?

— Я действовал по принуждению.

— Вот и отлично. И теперь будете действовать по принуждению.

— Достаточно того, что вы держите меня в этой западне.

— А вам не терпится рвануть к американцам? Продаться им! Вы хотели бы забыть о будущем Германии. О будущем нашей Германии!

Бригаденфюреру Гаммельштирну страшно хотелось называть на «ты» двух своих компаньонов — и Финка и Лаша, но он сдерживался, считая почему-то, что грубая брань и фамильярное солдафонское «ты» сломают эту неуловимую грань между ними, разрушат ту ступень, на которой он возвышался над ними обоими, сблизят всех троих, смешают— и тогда он утратит власть. А власть была ему необходима, чтобы гонять за добычей Финка и держать подле себя Лаша, не упустить его, не дать сбежать к американцам.

— Мы еще будем маршировать в страну наших врагов, — пробормотал он, — мы еще дождемся дня расплаты. А пока что нам следует уйти отсюда.

— На дворе страшнейший ливень, — сказал Лаш. — Вы разве не слышите?

— Тем лучше! Разве ливень помеха?

— Яволь!

— Бросьте вы свое «яволь», отвечайте по-людски. Мы теперь прежде всего люди. Самые свободные люди в Германии. Неужто может остановить истых немцев какой-то там ливень?

— Мы собирались идти завтра днем,— напомнил Финк,— с ребенком. Напрямик через мост. Я уже нашел двух женщин, которые будут нашими попутчицами до того берега.

— Пришлете своим знакомым женщинам по ладанке с крестиком, когда будете сидеть в монастыре. Я не желаю ждать до завтра. Мне кажется, что проснулся весь Кельн от этого свинячьего крика. Успокоите вы наконец этого щенка?

— Я ничего не могу сделать.

— Дайте ему соску или что там...

— Он выплевывает соску, а молока у меня нет.

— Дайте ему коньяк. Окуните в коньяк соску и заткните ему глотку.

— Это идея...

Финк наклонился над ребенком, но малютка закричала еще громче, еще отчаяннее.

— Нет уж, лучше оставьте ее, пускай кричит, как кричала!— не вытерпел Гаммельштирн.— Собирайтесь! Живо! Лаш, где автомат?

— Но ведь мы договорились...

— Опять на колу мочала... Ребенка мы оставляем здесь. Какой дурень носится по ночам с детьми по оккупированному городу? Финк, пойдите в комнату и выгляните, как там дождь? Двери открывать не нужно. Выгляните в окно. Ребенка мы положим здесь.

— Может, прикрепить на дверь записку,— предложил Лаш.— Завтра кто-нибудь окажется поблизости, увидит...

— Какая там записка? Все равно ее смоет дождем. И никто не станет соваться сюда, в эти трущобы. Кроме того, не будьте нюней, господин Лаш! Мир жестокосерден к нам, будем и мы безжалостны к нему. Смотреть на мир только сквозь автоматный прицел!

— Этот афоризм я уже слышал.

— Я буду повторять его до тех пор, пока он не войдет в вашу кровь, как входит алкоголь от этого коньяка, который вы лакаете днем и ночью. Никогда не думал, что ученые могут быть такими беспробудными пропойцами!

Вернулся Финк. Зубы его стучали.

— Под окнами кто-то есть.

— То есть как «кто-то есть»? —невольно понижая голос, спросил Гаммельштирн.

— Не знаю.

— О, дьявол, что же вы знаете? Сейчас я посмотрю сам.

— Но будьте осторожны, господин бригаденфюрер, умоляю вас. Будьте осторожны...

Гаммельштирн появился в холле минуту спустя. Он не старался скрыть своего смятения.

— Действительно. Там, кажется, что-то шевелится. Какие-то люди. Я хотел полоснуть из автомата, но там, по-моему, не один. Они обходят виллу. Нужно бежать! Немедленно! Лучше всего через окно. Каждый станет у окна своей комнаты, и по команде — прыгай! Открывать окна нет нужды — просто высаживайте рамы. Сигнал — очередь из автомата. Подадите сигнал вы, Финк! Хотя нет, лучше я сам! Собираться за три квартала отсюда в подвале, где мы тренировались по стрельбе. Найдете?

Оба молча кивнули.

— А теперь — по местам! Замотайте, Финк, голову этой поросятине, чтоб не визжала. Хотя нет — пускай кричит! Раскутайте ее! Она замерзнет и орать будет еще сильнее. Пускай те думают, что мы не двинулись с места. Было бы лучше, конечно, взять этого крикуна за ноги и... Я уверен, я абсолютно уверен, что именно из-за этого ублюдка нас и открыли. У ребенка столько покровителей! Его, несомненно, стали искать, и вот пожалуйте... По местам, требуха собачья!

Они разбежались по своим комнатам, и каждый стал у окна, которое вело в темную, залитую дождем, таящую неведомую угрозу ночь.