Европа-45. Европа-Запад

Пан Дулькевич страдал от дождя больше других. Твердый козырек конфедератки нависал над лицом подобно миниатюрной кровле и не пропускал водяных струек в глаза, но зато они журчали прямо на груди майора. Плащ в этом месте как бы не существовал вовсе. Вода пробралась до мундира, круглое мокрое пятно расплывалось уже по рубашке пана Дулькевича. Бр-р!.. Он уже пережил некогда дожди в Голландии, когда они блуждали по дюнам, голодные и холодные; перетерпел пронизывающие дожди немецких лесов; радовался теплому ливню на берегу итальянского озера Комо, ведь ливень этот предвещал конец войны. Но вот война окончилась, а поляки все равно не могут найти свою родину, не могут вернуться на родную землю, и он снова, будто молодой подхорунжий, обречен мучиться под проливным дож-ем и прислушиваться к тому, как по его груди расплывается что-то леденящее, противное, похожее на жабу или медузу. Пся кошчь!

Когда-то давно, еще до войны, он видел фильм Виктора Триваса «Ничейная земля». Случай свел в воронке, образовавшейся от взрыва крупного снаряда, пятерых солдат. Они спрятались там от верной гибели. Пять солдат — пять врагов: немец, француз, англичанин, негр и еврей. Минуту назад они были врагами, но в воронке, на ничейной земле меж позиций противников, страх смерти, чувство самосохранения сделали свое дело — и пятеро льнут уже друг к другу, не разбирая, кто рядом. Когда опасность отдаляется, они при-матриваются друг к другу и вдруг начинают понимать, что они совсем не враги, а прежде всего — люди! Все ненавидят войну, все боятся и не хотят смерти, у всех одно желание: вернуться домой.

А разве он, Генрих Дулькевич, не хочет домой? Как его товарищ Франтишек Сливка, который, должно быть, уже давно в своей Праге сочиняет песенки и ест кнедлики в тихой ресторации. Как Михаил Скиба, который поедет на свою Украину, как только закончит работу. Земля ничья. Но такая ли уж она ничья? И не приходится ли все-таки бороться за нее? И враги, несмотря ни на что, существуют на земле. Существуют до сих пор. Пока жив хотя бы один фашист, спокойно не усидишь дома. А он, Генрих Дулькевич, просто не может добраться домой, пока околачиваются по белу свету фашисты, пока продолжается разбой.

Дождь доводил его до бешенства. На груди собралось целое озеро стоячей воды, прямо какое-то болото, но Дулькевич боялся шевельнуться, не решаясь хоть немного струсить с себя эту слякоть, и вода струилась с твердого козырька конфедератки, создавая перед лицом мутную, шевелящуюся, куда-то плывущую преграду.

Возможно, она, эта преграда, и помешала пану Дулькевичу увидеть, как в окне, под которым он стоял, выросла мрачная фигура, как занесла она что-то кривое и корявое над головой и ударила в раму, в стекла, ударила, словно прямо в темя пану Дулькевичу.

Он не увидел фигуры, и никто не мог увидеть; все они стояли слишком далеко друг от друга, да еще ближайшим соседом Дулькевича оказался слепой Макс.

Гильда вместе с Поповым уже ломились в парадное, грохот стука доносился откуда-то издалека, совсем глухо, будто с того света. Женщина что-то кричала, но голос у нее был слабый и почти неслышный.

А может быть, так только казалось пану Дулькевичу? Может быть, он попросту позабыл все, что происходило мгновение тому назад, как забыл даже о струйках воды, стекающих с твердого козырька, забыл и ощущение мокрой холодной жабы на груди, ибо сверху прямо ему на голову упал режущий звук разбитого стекла и в звяканье разбитого стекла, в треск сломанной рамы, в дикий крик, разорвавший тишину над головой пана Дулькевича, впутался новый звук — знакомый и до ужаса страшный: короткий гром автоматной очереди.

КТО ИСКАЛ, А КТО НАШЕЛ

Совершенно сонный сержант без видимой охоты выслушал Юджина.

— Вряд ли до утра что-нибудь удастся сделать,— сказал он, зевая.

— Приведите в действие свои заржавелые спросонья шарики,— посоветовал Юджин, довольно выразительно помахивая перед лицом сержанта своими здоровенными кулачищами.— Или вы, может быть, считаете, что нам просто нужны десять дураков для танцулек в ночном клубе? Речь идет о важной операции. В городе обнаружен отряд вооруженных эсэсовцев!

Сержант почесал затылок:

— Какие там эсэсовцы! Войны уже давно нет.

— Зато у меня сохранилась вот эта штуковина,— Юджин поднес к самому его носу свои кулаки.— Сию же минуту давайте мне людей, а не то рискуете возвратиться в Штаты таким, что вас не признает даже родная мать!

— Все равно я без лейтенанта не могу,— сержант довольно равнодушно отнесся к посулам Юджина.

— Где ваш лейтенант? Давайте его да побыстрее.

— Лейтенант там, где ему положено,— спит у себя на квартире.

— Поехали к нему!

— Я не знаю, где он живет.

— Телефон есть?

— Есть.

— Так какого ж черта! Звоните!