Европа. Борьба за господство

Глобальная политика России потерпела крах в Маньчжурии и при Цусиме; тем временем Великобритания и Франция с тревогой наблюдали за тем, как продолжает укрепляться Германия. Ускорение англо-германской гонки морских вооружений было симптомом, а не основной причиной антагонизма, который убеждал Лондон в том, что кайзер стремится нарушить европейский баланс сил.[810] Независимо от того, сколько кораблей немцы могли построить за короткий период, традиционная аксиома британской стратегии гласила, что Королевский флот никогда не сможет остановить врага, который контролирует большую часть ресурсов континента. Более того, предполагалось, что поражение России на Дальнем Востоке сделает ее зависимой от Германии и, возможно, даже принудит к альянсу с кайзером. Итогом этих опасений стало заключение в апреле 1904 года «Сердечного союза» (Entente Cordiale) между Великобританией и Францией. Это была, скорее, декларация о намерениях, а не военный союз, и условия предусматривали фактически очередную колониальную сделку: Марокко доставалось Франции, а Париж наконец-то отказывался от притязаний на Египет. Никакого реального военного сотрудничества между армиями двух государств не предполагалось, еще менее конкретными были планы войны против Германии (к чему будто бы обязывал франко-русский союз). Французы благоразумно не стали на этом настаивать, поскольку преследовали цель «затянуть» британцев глубже за счет принятия моральных обязательств по континентальной вовлеченности.[811] Для Великобритании надежда на поддержку Франции в сдерживании России по-прежнему играла важную роль. Так или иначе, сигнал был ясен: пусть Великобритания и Франция пока не поклялись совместно противостоять Германии, их новая дружба имела принципиальное значение для европейского баланса сил в целом и для Германии в частности.[812]

Новость о франко-британском сближении в Берлине встретили растерянностью. Кошмар Бисмарка, страх оказаться между молотом и наковальней мощного враждебного альянса, начал воплощаться в реальность. Кайзер признался, что ситуация напоминала ему о затруднительном положении Фридриха Великого накануне Семилетней войны; в прессе снова заговорили об «окружении», заставляя вспомнить «народную геополитику» 1850-х и 1860-х годов.[813] Имперское руководство принялось искать способы преодолеть, как выразился кайзер, «ужасный галло-русский порок». В 1905 году германский генеральный штаб разработал итоговую версию плана Шлиффена, призванного помочь Германии справиться с враждебным окружением. Если ничего не выйдет, предупреждал Шлиффен, «ворота откроются, подвесной мост опустится, и армии численностью в миллионы человек хлынут в Центральную Европу через Вогезы, Маас, Кенигзау, Неман, Буг и даже через Изонцо и тирольские Альпы, неся разрушения и гибель».[814] Нельзя сидеть сложа руки и ожидать нападения противника; влиятельные политики требовали активных действий. Министр иностранных дел граф фон Бюлов эти требования отклонял, как и Бисмарк до него.[815] Однако он попытался воспользоваться слабостью России и надавил на слабейшее звено в «кольце», окружавшем Германию, – на Францию. Именно этим была обусловлена интервенция в Марокко в 1905–1906 годах. Кайзер не столько воплощал запоздалое желание утвердиться в Северной Африке, сколько старался обезопасить Германию в Европе за счет раскола вражеской коалиции.