Английское понятие свободы во многом сродни русскому. Английское государство свободы всегда было тем, чего смутно и неосознанно желал русский с его истинно славянским чувством свободы: слабо регламентированный порядок, основанный на солидарности свободных граждан. Новгородская вольница и английская liberty не слишком далеки друг от друга. Если когда-нибудь политический инстинкт русских освободится от деспотического гнета и окажется предоставленным самому себе, он более всего ощутит тягу к государственным формам Англии и найдет в них для себя желанный образец. – Однако английское понятие общности не совсем совпадает с русским. Оно более грубое, материальное, земное. Оно основано на сходных интересах людей, совместно населяющих один остров. Именно остров навязывает одинаковые жизненные условия и тем самым создает действительное сообщество. Русское общество – более духовного плана. Оно опирается на чувство братства, на причастность каждого к неземному царству любви, не имеющему реального образа и основы. Кроме того, английское чувство общности уже русского. Оно необратимо ограничено побережьем острова. В отличие от этого, русский, человек степей, не знает границ и не признает их. Его идеал общности простирается в беспредельность, ломая языковые и национальные перегородки. Общность англичан замыкается британской нацией. Это не выглядит недосягаемо высокой целью – она давно осуществлена. Общность, к которой стремятся русские, совпадает с самим человечеством. Будет ли эта цель когда-либо достигнута?