Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

В условиях сосуществования раннебуржуазных и феодально-абсолютистских государств, быстрого прогресса буржуазного уклада в феодальных странах новые интересы нередко находили выход в попытках отдельных государств расширить свои владения путем династических браков, использования права наследования или ссылками на старинные права и привилегии. При различии объективных исторических условий внешне сходные династические мотивы служили выражением различных социальных интересов, имели объективно разное историческое значение. Ими обосновывались и стремление к сохранению новых буржуазных порядков, и требование реставрации абсолютизма, и сопротивление иноземным захватчикам, и борьба за воссоединение народностей в исторически устоявшихся границах, и процесс их консолидации, и тенденции к увековечению раздробленности. Однако чаще всего династические мотивы служили привычным прикрытием борьбы за захват чужих земель, за раздел колониальной добычи, за торговое преобладание, в которой с равным рвением участвовали господствующие классы и феодальных, и раннебуржуазных государств.

В XVIII в. религиозный мотив практически не играл сколько-нибудь серьезной роли в сфере межгосударственных отношений. Уже во времена Людовика XIV столпы протестантизма — Англия и Голландия — вступили в союз с австрийскими Габсбургами. А в борьбе за австрийское наследство в 40-е годы XVIII в. протестантская Пруссия действовала в союзе с католическими Францией, Баварией и Испанией против императора и Англии. Очень характерно, что религиозный вопрос редко поднимался — даже в целях пропаганды — и тогда, когда дипломатическая ситуация приводила к формированию коалиций, в одну из которых входили преимущественно протестантские, а в другую — католические государства. Так было во время Семилетней войны.

Большинство войн XVIII в. были, как и в предшествующий период, коалиционными войнами. Это способствовало дальнейшему развитию дипломатии. Во многих странах были созданы ведомства иностранных дел с четкой структурой и штатом чиновников, включавшем, помимо дипломатов, также переводчиков, шифровальщиков и архивистов. Значительно увеличилось число постоянных дипломатических миссий во всех европейских столицах, которые также обзаводились специально подготовленным персоналом. Вместе с тем занятие главных должностей во внешнеполитическом ведомстве было по-прежнему дворянской привилегией, и дипломаты различных стран рассматривали себя как членов своего рода закрытого аристократического сообщества, установившего обычаи и нормы поведения. Французский язык в XVIII в. фактически полностью вытеснил латынь в качестве международного языка дипломатов, как и всего космополитически настроенного дворянства (единственным, притом частичным, исключением здесь оставалась Великобритания). По-прежнему о ходе дипломатических переговоров были осведомлены в большинстве стран лишь монархи и узкий круг их приближенных.

Этот круг еще более сузился в абсолютистских государствах после ликвидации сепаратизма вельмож и их контактов с иностранными правительствами. Фридрих II считал, что «публика», состоявшая в большинстве своем из людей, не обладающих достаточным умом, знаниями и рассудительностью, к тому же вдобавок незнакомая с проблемами, которыми приходится заниматься дипломатам, не имеет права вмешиваться в политику. Прусский король, давая аристократическую трактовку любимой идее просветителей о Разуме как высшем судье, объявлял, что им обладают только немногие избранные, а государственным Разумом — исключительно лица, стоящие на вершине власти. Лишь в раннебуржуазных государствах (а также в старых итальянских торговых городах-республиках и некоторых германских имперских городах, утративших прежнее значение в международной политике) несколько тысяч человек, составлявших верхушку правящих классов, имели право быть осведомленными о том, как осуществляется правительством внешняя политика их стран.

Идея преемственности внешней политики при смене у кормила правления монархов и министров далеко не была утвердившейся практикой. Эта тенденция начинала пробивать себе дорогу в раннебуржуазных государствах, особенно в Англии, где победа на выборах партии тори или вигов лишь в редких случаях, и то частично, приводила к нарушению преемственности в проведении внешнеполитического курса.