Многократно становилась реальной и никогда полностью не исчезала возможность французского десанта на английской территории. Иногда эта угроза сознательно муссировалась Парижем, чтобы оттянуть британские войска с других театров военных действий. Французская армия, которую можно было высадить в Англии, обычно численно намного превосходила британские войска, включая даже плохо обученное и вооруженное ополчение — милицию графств. Британия, правда, обладала превосходством на море, но оно редко бывало неоспоримым, особенно когда Франция могла рассчитывать на помощь союзников. Кроме того, в эпоху парусного флота непредсказуемые перемены ветров могли помешать английским эскадрам преградить путь французским кораблям, направлявшимся с десантом к берегам Великобритании или Ирландии.
Наиболее коротким был путь через Ла-Манш в Юго-Восточную Англию. Однако французские порты Кале, Булонь, Дьепп, Гавр, Сен-Мало каждый в отдельности были слишком малы, чтобы в них можно было сконцентрировать транспорты, способные перевезти большую армию. К тому же узкий вход в эти гавани мешал быстрому отплытию всего флота: вышедшим в море кораблям приходилось дожидаться остальных судов, которые не успевали покинуть порт за время прилива, и подвергаться опасности нападения со стороны англичан. Обычное направление ветров давало французской эскадре либо возможность укрыться от нападения более сильного неприятеля в устье Шельды во Фландрии — а оно находилось большую часть времени в руках противников Франции, — либо для возвращения на родину огибать с севера Британские острова. Пример испанской Непобедимой Армады (1588 г.), которая на этом пути растеряла добрую половину своих кораблей, был хорошо усвоен в Версале. Именно эти факторы придавали особое стратегическое значение устью Шельды и всей Фландрии в борьбе между европейскими державами.
Наряду с возможностью высадки большой армии на Юге Англии не исключалась возможность французского десанта в Ирландии и Шотландии, где неоднократно вспыхивали руководимые якобитами (сторонниками свергнутой династии Стюартов) восстания против английского правительства. Такого рода попытки предпринимались, но не дали ощутимого результата. Неудачей окончились и английские нападения на французские гавани на побережье Ла-Манша, при планировании которых в Лондоне порой рассчитывали на помощь подвергавшихся преследованию французских гугенотов и даже на поддержку со стороны участников крестьянских и городских восстаний.
Войны XVIII в. иногда называют кабинетными. Известный немецкий военный теоретик Клаузевиц писал, что «кабинет считал себя по существу владельцем и управляющим крупным имением, которое он всегда стремился расширить, но подданные этого имения не были заинтересованы в этом расширении… так как правительство все больше отделялось от народа и лишь себя считало государством, то и война стала только деловым предприятием правительства, проводимым на деньги, взятые из своих сундуков, и посредством бродячих вербовщиков, работавших как в своей стране, так и в соседних областях»[128]
.В конце XVII и первой половине XVIII в. произошло повсеместное введение прикрепляемого к дулу штыка и ружейного кремневого замка, упростившего процесс заряжания. Были фактически упразднены пики. Пехота получила устойчивую единообразную организацию, армия состояла из батальонов в 500–700 человек, являвшихся тактическими единицами. Батальон для специальных целей подразделялся на роты. Несколько батальонов образовывали полк. Пехота сражалась в сомкнутом строю, построенная в две линии по три-четыре шеренги в каждой. Линейная тактика, крайне ограничивавшая подвижность и маневренность армии, была следствием изменения не только в вооружении, но и в составе солдатской массы. Служба простым солдатом, которая еще в начале XVII в. совмещалась с общественным положением незнатного дворянина, в XVIII в. стала считаться несчастьем.
Обращение к моральному фактору в обучении рекрутов, к чувству патриотизма было чуждо армии, нередко состоящей в значительной части из иностранных наемников. Загнанных крайней нуждой, завлеченных хитростью или обманом людей можно было удерживать в повиновении лишь с помощью самых суровых наказаний за малейшие провинности. Только страх заставлял солдата выносить жизнь, полную лишений, скудную пищу, нищенскую плату и беспрерывную изнурительную муштру с целью заставить его механически исполнять любые приказы в бою. По мнению прусского короля Фридриха II, на храбрость солдат можно было рассчитывать, только если они боялись своего офицера больше, чем неприятеля. Единственным способом спасения от казарменного ада было дезертирство, и этим средством широко пользовались при любой представившейся возможности.