Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Заигрывавший с идеями Просвещения прусский король Фридрих II еще в своем юношеском сочинении «Антимакиавелли» писал, что мир в Европе может быть обеспечен только путем сохранении равновесия сил. Как показал опыт, Фридрих II долгое время пытался утвердить за Пруссией роль государства-балансира между Францией и Англией, с тем чтобы обеспечить себе тыл для осуществлении завоеваний в Центральной Европе. В самой Германии Фридрих считал необходимым, особенно в 1740-х годах, укреплять Баварию как противовес Австрии. Фридрих II, выражая распространенное мнение, утверждал, что «основным правилом правительств является принцип расширения подвластных им территорий», а также, что для «безопасности и роста благосостояния государства следует при определенных обстоятельствах нарушать договоры». Вместе с тем даже во время своих завоевательных походов, и особенно когда надо было закреплять захваченные территории, прусский король объявлял себя в принципе поборником идеи равновесия сил как гарантии «независимости и свободы Европы»[127]. Напротив, Екатерина II сразу же в 1771 г. отвергла этот принцип, когда с его помощью Россию пытались заставить отказаться от плодов победоносной войны против Османской империи.

Особо часто к идее баланса сил апеллировали в Англии. В анонимном памфлете, изданном в 1748 г., указывалось, что под «балансом сил англичанин понимает такое соотношение различных интересов за рубежом, при котором обеспечиваются торговля, мир, свобода и религия его страны». Идея равновесия воспринималась в Англии как принцип, наилучше способствующий сосредоточению главного внимания и материальных ресурсов на завоевании торговой и колониальной гегемонии, а автоматизм действия «баланса» должен был избавлять Англию от излишних расходов на поддержку континентальных союзников. У. Питт Старший во время войны за «австрийское наследство» доказывал, что, поскольку все европейские страны заинтересованы в поддержании равновесия сил на континенте, которое невозможно без ослабления могущества Франции, для Англии нет нужды проявлять больше других рвения в этом деле. Министр иностранных дел Франции Шуазёль в 1750 г. не без основания отмечал, что Англия, «претендуя на то, что поддерживает баланс сил на суше, которому никто не угрожает, полностью разрушает баланс сил на море, который никто не защищает».

Меркантилистские доктрины сохраняли господство над умами. Точку зрения, согласно которой вред для иностранного государства является пользой и выгодой для отечества, еще в середине века отстаивал не только прусский «король-философ» Фридрих II, этого же воззрения придерживался и Вольтер. Однако уже через четверть века Мирабо называл подобный взгляд «гнусным и достойным государственного деятеля XI столетия».

В мануфактурный период развития капитализма торговая гегемония влекла за собой промышленное преобладание. Путь к быстрому развитию мануфактуры, долгое время ощущавшей отставание внутреннего рынка от ее растущих производственных возможностей, лежал через утверждение как можно более прочного положения на мировом рынке. Завоевание его в условиях протекционистской политики всех европейских держав, стремления метрополий к монополизации торговли с колониями представлялось возможным только в результате успешных войн против торговых соперников. В середине века емкость внутреннего и внешнего рынков стала постепенно обгонять возможности мануфактурного производства, что послужило сильным импульсом к развертыванию промышленной революции в Англии. Однако первоначально это расширение рынков ощущалось только как возрастание размеров добычи, за которую велись торговые войны, и лишь способствовало увеличению масштабов этих войн.

Торговое соперничество между Англией и Францией продолжало развиваться в течение всего XVIII в. В определенном смысле оно являлось звеном объективно развертывавшегося экономического соревнования между феодализмом и капитализмом. Это соревнование в течение первой половины века развивалось отнюдь не всегда в пользу буржуазной Англии, чему способствовал целый ряд причин, прежде всего наличие феодальных пережитков в экономике и государственном строе, тормозивших развитие британского капитализма, и то, что ему противостоял французский феодализм в союзе с мануфактурным капитализмом, по темпам развития даже временами догонявшим своего соперника за Ла-Маншем. Это резко увеличивало и без того мощные ресурсы, находившиеся в распоряжении Версальского двора.