Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.

Таким образом, в годы пребывания пап в Авиньоне росла неудовлетворенность и критический дух как внутри, так и вне духовенства, а также склонность подвергать сомнению права пап как абсолютных монархов над церковью и отказывать им в праве брать на себя руководство политическими делами. Что еще важнее, вместе с подъемом этого духа послышались явные требования созвать всеобщий собор, чтобы судить папу и руководить им. Но пока этих признаков предстоящей гражданской войны было немного, они касались отдельных случаев конфликта папы с каким-то конкретным противником. Умы людей успели познакомиться с новыми теориями церковной власти как с возможностями, но пока они не стали общепризнанными, и Европа не выдвигала требований о вселенском соборе для осуществления верховных функций в церкви и руководства папами. Это был Великий раскол и связанные с ним события — период в истории церкви, который последовал за «вавилонским пленением» в Авиньоне, превративший отдельные требования Вселенского собора, использовавшиеся как оружие в некоторых конфликтах с папами, как угроза для влияния на них, в энергичное требование всей Европы, с которым уже невозможно было бороться.

Именно положение дел в Италии, а не какое-то чувство долга перед вселенской церковью заставило Григория XI вернуться из Авиньона в Рим. Отсутствие пап привело к тому, что Папская область погрузилась в анархию и смуту. Перевороты и контрперевороты быстро сменяли друг друга, то демократические по духу, то снова папские, — в этот самый период Риенцо[147] проводил там свои эксперименты, — и в 1377 году Григорий XI опасался, что полностью утратит власть в Италии, если не попытается лично ее восстановить. Однако французские кардиналы не признали перемены. Они не хотели отказываться от роскоши и спокойствия Авиньона ради буйного и грубого Рима. Громкое требование римлян в 1378 году избрать итальянского папу после смерти Григория XI и народные беспорядки, связанные с избранием Урбана VI, дали им возможность утверждать, что они совершили выбор под страхом телесного наказания, и, следовательно, он не был свободным и законным. На этом основании они покинули Рим — в конце концов все избравшие Урбана кардиналы бросили его — и выбрали папу из своих рядов, который взял имя Климент VII и вернулся в Авиньон. Урбан со своей стороны рукоположил несколько итальянских кардиналов, и церковь теперь получила две головы и две столицы. Европейские страны выбирали, на чью сторону встать, исключительно в соответствии со своими политическими интересами. Франция, разумеется, поддержала Климента; Англия, разумеется, поддержала Урбана. Неаполь не мог не выступить против римского папы, как и Германия — против папы, который находился под влиянием Франции. Было не просто два папы и две столицы, но и вся церковь разрывалась надвое, и вопрос, есть ли у церкви власть в отрыве от папы реорганизовать свое правительство и заставить даже пап подчиниться реформам, встал перед каждым человеком, которого хоть сколько-то интересовали общественные дела.

При господствовавших в то время нравах обсуждение этого вопроса вскоре порвало с традициями и историческими теориями церкви. Это было время, когда связи вселенской церкви, казалось, ослаблялись со всех сторон, и так же со всех сторон возникали новые и странные понятия в богословии и религиозной практике. Буйные мечты и идеи, которые в один прекрасный день принесут добрые плоды, смешивались — Уиклиф[148] с бегинами [149], Братство общей жизни[150] и флагелланты[151], и еще много позабытых названий из того же рода, хороших и плохих. Сложилась благоприятная атмосфера для быстрого роста революционных способов разрешения трудностей, которые церкви навязал раскол. Из века в век в церковном мире существовала тенденция все больше сосредотачивать жизнь и могущество церкви в лице папы. Доктрина непогрешимости папы и его абсолютного владычества над церковью, возможно, не так явно заявлялась как обязательный догмат веры, как сейчас, но в практическом отношении большая часть духовенства выражала ее не менее ясно и разделяла не менее убежденно. В обстоятельствах того времени многие забыли об этой исторической тенденции. Говорили, что нет никакой разницы, сколько пап. Пусть даже десяток или дюжина. У каждой страны может быть свой собственный независимый папа. Возможно, такова Божья воля, чтобы папство навсегда осталось разделенным.