Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.

Видимо, из этого состояния сомнений и трудности Лютер выходил через долгие и тяжелые переживания, выискивая мельчайшие намеки на помощь в разнообразных источниках — у Штаупица[163], викария его ордена, из трудов святого Бернарда и Жерсона и, может, у людей, не прославившихся в истории. С самого начала своей монашеской жизни он самым серьезным образом изучал Библию, как это предписывалось уставом его ордена, но, похоже, не нашел там удовлетворительного ответа на свои насущные вопросы, пока из какого-то внешнего источника или, может, из его собственного опыта до Лютера не дошло одно предположение, послужившее для него руководством в поисках. Когда из таких источников он взял идею об оправдании верой, о спасении как о свободном даре Бога, о прощении грехов как о прямом результате искупления, совершенного Христом и принятого непосредственной верой грешника, он нашел, что эта идея активно поддерживается Писанием, и легко превратил ее в логичную и систематическую теорию под влиянием своей интерпретации святых Августина и Павла. Лютер немного читал Августина, когда столкнулся с идеей оправдания верой, но она рассматривалась с точки зрения более позднего схоластического богословия, которое не соответствовало основному течению мысли Августина, и Лютер не сумел разглядеть ее значения. Теперь же, однако, он нашел ключ, и под влиянием нового взгляда на Августина теоретический аспект его веры быстро обрел систематическую форму, хотя и немного отличную от формы у его учителя, и Лютер сильнее уверился в том, что открыл истину. Он настолько проникся идеями великого теолога Запада, что смог распознать подложность труда о покаянии, который издавна приписывался Блаженному Августину, поскольку тот не совпадал с его системой.

Этот результат — формирование более ясной теории оправдания верой как надежный и удовлетворительный ответ на потребность в личном примирении с Богом, которую чувствовал он, был первым шагом в Реформации, великим шагом в подготовке вождя к тому, чтобы возглавить движение, когда возникнет кризис, который потребует вождя. Этих результатов Лютер достиг лишь после того, как его перевели в Виттенбергский университет, но они к тому времени уже успели оформиться и вошли в его университетское преподавание, прежде чем он обратил особое внимание на их связь с тогдашним учением об индульгенциях.

Как только Лютер пришел к этим выводам, он уже придерживался их и отстаивал в духе и методами подлинного гуманиста. Он энергично атаковал Аристотеля и схоластов. Он обратился к изначальному христианству и его ранним документам как к единственно подлинным доказательствам и рассмотрел эти документы в критическом духе. Он призвал свидетельство истории в споре с притязаниями папства и без колебаний принял результаты, которые логически вытекали из его новой позиции, в противовес господствующим теориям церкви, то есть результаты личной независимости и права на личное мнение вплоть до полного разрыва с церковью. Сам Эразм по духу и методам едва ли был большим сыном Возрождения, чем Лютер. Это третья из характерных черт лютеровского труда, которая оказала глубокое и продолжительное влияние на все широкое движение. Если великие принципы, о которых говорят сознающие их мыслители, придают миру новый импульс и поворачивают течения истории по новым путям, это происходит благодаря тому, что они овладевают каким-то популярным вождем и превращаются из абстрактных в конкретные, отождествленные с каким-то важным вопросом жизни, который близок душе народных масс. Именно это Лютер сделал с принципом свободомыслия. Он утвердился еще задолго до него в мире ученых, но теперь Лютер навсегда связал его с одним из самых заветных желаний народа, с его религиозными стремлениями, так что в будущем на каждого Бруно, который был готов умереть ради свободы мысли философа, находилась тысяча простых людей, которые с радостью взошли бы на эшафот за свободу верить в Бога так, как они понимали Его, в оппозиции к любой власти, и с тех пор право на свободу мысли, по крайней мере в теории, считалось одним из самых священных прав личности.