Европейская герилья. Партизанская война против НАТО в Европе

Если же я хотела выглянуть наружу, например, когда других заключённых вели на прогулку, они вставали перед дверью. А когда им стало слишком утомительно делать это, они установили снаружи нечто вроде намордника, то есть решётку, на которую снаружи вешали чёрный платок. Этот платок они могли приподнимать, а я нет. Так я всегда находилась в пределах видимости и, главное, в пределах слышимости. У меня не было радио, то есть не было возможности отвлекаться на звуковой сигнал, и из-за этого я вынуждена была невольно слушать, что говорили надзиратели. Для меня это было дополнительным мучением. Так мне пришлось быть ничего не говорящим участником лёгкой беседы, и к тому же с людьми, которые должны держать меня под контролем. Это продолжалось долгое время, пока суд не постановил несколько изменить порядок наблюдения. За мной больше не следили постоянно, а «только» через каждые три минуты. Потом только через каждые пять минут и, наконец, через десять минут. Когда я хотела принять душ, они всё равно находились рядом. И когда хотела сделать стрижку, то это происходило только под надзором трёх сотрудников, которые стояли со мной плечом к плечу, чтобы я не могла вырвать ножницы. В то время у меня в камере не было и ножа, даже из пластика. Мою еду резали перед дверью, затем я брала её вместе с ложкой, которую потом должна была снова вернуть. Обычные действия, которые любой человек и любой заключённый мог выполнять совершенно естественно, мне были запрещены.

К тому же ночью постоянно горел свет, первые месяцы – яркий синий свет, а до середины 1980 года – лампочка 25 ватт: слишком светло, чтобы спать, слишком темно, чтобы читать. Кроме того, каждый день в камере проводился обыск. И каждый раз, когда я покидала камеру, я должна была перед выходом и после возвращения раздеваться догола, куда бы я не направлялась: на крышу для прогулки, ко врачу, на свидание.

Т.: Когда условия заключения для тебя снова стали «нормальными»?

М.: Нормальными никогда. Небольшие улучшения произошли через два года. Тогда мне выдали пластиковую лопаточку, которую я могла хранить у себя. Кроме ложки, которую я тоже получила в длительное пользование, это была единственная вещь, которой я могла что-нибудь делать. Ты даже не задумываешься над тем, что тебе каждый день для всего нужны небольшие приборы. Теперь я заметила это, поскольку всего этого у меня больше не было, и я полностью вынуждена была полагаться на свои пальцы и зубы. Например, раньше я часто вырезала из газет статьи из экономического раздела и фельетоны, теперь мне приходилось очень аккуратно сгибать страницу, потом осторожно, чтобы не повредить, отрывать от неё статью. Сделай-ка так по десять текстов в день. Это продолжалось очень долго и действовало на нервы.

Но положение было ещё довольно неопределённым. У меня не было прогулок во дворе, но я, наконец, могла делать несколько шагов по крыше. И когда меня туда выводили, мне приходилось идти мимо нашего прежнего сектора, где теперь туда-сюда ходили множество сотрудников Федеральной пограничной охраны в униформе и в берцах и упаковывали вещи. Однажды я увидела, как кто-то упаковывал картонные коробки и положил в одну из них какие-то штаны Андреаса, и я вынуждена была на это смотреть.

Попытки разобраться в случившемся

Т.: В то время предпринимались различные попытки выяснить обстоятельства этой штаммхаймской «ночи смерти». Прежде всего получили известность расследования представителей левого спектра, которые предпринимались группой, объединившейся вокруг сестры Гудрун Энслин Христианы. Среди прочих в работе этой группы активное участие принимал Карл-Хайнц Рот [22] [XXI]. Как ты относилась к этим расследованиям?

М.: В группе активно работали и люди из Рурской области, с которыми я в первую очередь, хотя и не напрямую, контактировала. Несколько месяцев они мне задавали вопросы об адвокатах, на которые я, насколько могла, отвечала. Я была очень рада, что эта группа проводила расследование, поскольку мои возможности выяснить, что в действительности произошло той ночью, были, конечно, очень ограничены. Люди из этого коллектива связывались и с родителями Гудрун Энслин. Кроме того, мать Андреаса и родственники Яна, которые жили в ГДР, поручили ещё кому-то здесь расследовать обстоятельства смерти. Я сама тоже подала запрос для ознакомления с материалами дела, который, однако, через несколько месяцев отклонили. До настоящего времени мне не дали ознакомиться с документами.