Европейская мечта. Переизобретение нации

Уже выросло новое поколение в единой Германии, но оно ей ничего хорошего не принесет, пока она отрицает себя. Это прямо связано с вопросами идентичности и отношением к нации. В этой стране отношение к нации заведомо сложное. Национальной идентичности либо чересчур много, либо слишком мало; отсутствие равновесия ведет к усилению крайностей. Идеальным было бы такое равновесие, когда там, где чересчур много, – убавляют, а там, где мало или совсем нет, – прибавляют. Если бы это было так просто!

После 1945 года отношение немцев к нации складывалось по-разному. На Западе тон задавал Томас Манн. Находясь в эмиграции, он подытожил: «Рожденная в войнах, нечестивая Германская империя прусской нации могла быть только милитаристским государством. Таковым оно жило, занозой сидя в теле человечества, таковым оно теперь погибает»[574]. На Востоке все было иначе. Возвратившийся из эмиграции поэт и коммунист Иоганнес Бехер еще в 1945 году опубликовал сборник под названием «Немецкая исповедь». В нем он рассказывал о том, как неустанно искал «немецких людей, немецкие города, немецкие ландшафты». Вильгельм Пик, первый президент ГДР, поручил ему написать новый национальный гимн. И он прозвучал в ноябре 1949 года, вскоре после создания ГДР:

Auferstanden aus Ruinen
und der Zukunft zugewandt,
laß uns Dir zum Guten dienen,
Deutschland, einig Vaterland.

Возрожденная из руин

И обращенная к будущему,
Будем же служить тебе во благо,
Германия, единое отечество.

В отличие от западногерманского гимна, здесь в центре – слово «мир». Каким было подлинное отношение к миру, показали советские танки, выведенные на улицы восточного Берлина 17 июня 1953 года. Зато на Западе год спустя праздновали «Чудо Берна»[575], а затем и «чудо экономическое». С тех пор оба режима определяли свои политические системы, противопоставляя себя друг другу и соревнуясь в пропагандистском единоборстве за лучшую форму правления. С возведением Стены и закрытием границы конкурентная борьба между разъединенными немецкими государствами еще больше обострилась. Начиная с 1968 года в ГДР происходила ползучая «денационализация»: понятие «немецкая нация» было исключено из конституции ГДР 1974 года[576]. По этой причине гимн ГДР с фразой «Германия, единое отечество» исполнялся в основном инструментально[577]. Однако с 1980-х годов ГДР вновь стала активно использовать понятие «культурная нация», отвоевывая заброшенные ранее территории культуры, в то же время в учебных заведениях ФРГ от национальной культуры с ее классиками избавлялись. Там культуру сочли исключительно буржуазной, национальной и зараженной нацизмом.

На Западе национальная тема расколола не только политические партии, но прежде всего поколения. Если представители военного поколения упорно старались набрать очки, напирая на национальную риторику, то у «Поколения 68» патриотизм был не в чести. Эта критическая отстраненность и настороженность ко всему национальному была вполне оправдана, ибо опиралась на исторические уроки. Однако со временем она закоснела, хотя историческая ситуация неоднократно и кардинально изменялась. После объединения Германии внутри нее и в других странах опасались роста немецкого национализма. Но этого не произошло, более того, начался процесс демократического самосознания нации, который продолжается и по сей день. Должен ли Бундестаг переехать из Бонна в Берлин? Каким следует быть Немецкому историческому музею? Как должна выглядеть столица, переставшая быть временной? Какую историю нужно вернуть в Берлин? Такими были лишь некоторые культурно-политические вопросы. Ответы не заставили себя долго ждать. Вместе с Городским дворцом, заменившим Дворец республики и историю ГДР, в Берлин возвратилась прусская история XVIII и XIX веков. Дискуссия на эту тему продолжается с большой эмоциональной вовлеченностью населения, но сегодня все чаще решение принимается властью капитала, а не демократическим участием граждан. Эти вопросы требуют напряженной саморефлексии и более широкого обсуждения национального нарратива после воссоединения, в котором истории Запада сошлись с историями Востока – не в форме «единства народа» (Einheitsfolklore), а в форме взаимного признания различий и особенностей исторического развития, которые мы стремимся сберечь для будущего и которые принимаем и поддерживаем как общее достижение.

Холокост и национальная гордость, «позитивная» и «негативная» идентичность