«Ты жить обязан по-иному». Эта последняя строка из сонета Рильке стала своеобразным девизом во время коронавируса. Мы снова и снова слышим: «Коронавирус полностью изменил нашу жизнь», где смешиваются, с одной стороны, желание нормальности, которое созвучно восстановлению той жизни, какую мы знаем, с другой стороны, вопросы: что из этих переживаний и прозрений останется? Выйдем ли мы из кризиса другими? Что при этом обретем? Наряду с экзистенциальными лишениями кризис вызвал также всплеск творчества и породил множество новых форматов, таких как цифровые подкасты, Zoom-хоры или концерты на балконах. Одновременно благодаря коронавирусному мораторию возник важный дискурс о новом общественном договоре. Томас Оберендер называет этот мораторий утопическим моментом, необходимым для того, чтобы «переосмыслить общество на всех уровнях». Но на сей раз не в рамках существующих идеологий, которые конфликтуют друг с другом. Скорее, на повестке дня стоит поиск совместного решения таких проблем, как изменение климата, социальное неравенство и глобальная угроза демократии. При этом речь идет, как считает Оберендер,
не о краткосрочных экономических программах, а о том, как вписать нашу жизненную практику в другие контексты, чтобы сосредоточиться на чем-то более устойчивом, менее разрушительном, на целительном; иными словами, на самом неотложном – на том, как наше общество обращается с планетой и людьми. Для этого мы и должны создать новые структуры, которые будут следовать не логике конкуренции, а логике сохранения существования (Dasein)[619]
.Вопрос о новом общественном договоре затрагивает и тех, кто в нем пока еще не нашел места, как, например, беженцы, или тех, кто до сих пор не имеет равных прав. Коронавирус упорно обращал наше внимание на непривилегированные социальные группы, такие как эксплуатируемые низкооплачиваемые рабочие, мигрирующие внутри ЕС, а также на глобальные цепочки поставщиков, которые ведут демпинговую политику. К ним добавляются мигранты, ютящиеся в тесных лагерях для беженцев, где нет надлежащих санитарно-гигиенических условий и медицинского обслуживания, и афроамериканцы США, среди которых пострадавших от пандемии в два раза больше, чем среди белого населения. Всюду, где к людям относятся пренебрежительно, где у них нет шансов (или они очень незначительны) на работу, образование и будущее, как, например, в бразильских фавелах, возникают новые очаги пандемии. Коронавирусный кризис ясно указал нам на эти вытесненные проблемы и вернул их в сознание мировой общественности. Карл-Йозеф Лауман, министр здравоохранения земли Северный Рейн – Вестфалия, выразил это в одной фразе: «Пандемия, как увеличительное стекло, показывает проблемы такими, каковы они есть – и их нужно решать!»[620]
В США благодаря коронавирусу произошло то, чего не могло добиться американское правозащитное движение: общенациональная солидарность с Джорджем Флойдом, жертвой полицейского насилия, в мгновение ока охватившая всю страну. Цифровые изображения распространяются с той же скоростью, что и вирус. Они породили жесты, символы и знаки сочувствия, которые образовали глобальный код и синхронно мобилизовали мировую общественность, вызвав самокритичную рефлексию о расизме и в других странах. Здесь также можно сказать, что Covid-19 и связанный с ним мораторий привели, на первый взгляд, к «замедлению». Однако по той же причине происходит головокружительное ускорение мышления и осознания перемен в тех структурах, которые до сих пор успешно сопротивлялись любым изменениям.