Коронавирусный мораторий – это пауза. Но в этой паузе мышление становится более актуальным и смелым, растет готовность к переменам. Не удивительно, что чувство общности стоит первым в повестке дня, а призыв к сплоченности стал важнейшей формулой политической риторики. К сплоченности призывают для борьбы как с внешней, так и с внутренней опасностью: сплотимся против угроз и расколов. Тот, кто призывает к сплоченности, думает о мы-группе и прочных скрепах, которые ее защищают. Чувство общности здесь важное дополнение. Хотя движение и исходит от индивидуума, но одновременно личные и групповые интересы отодвигаются в сторону, а внимание направляется на нечто всеобъемлющее, что связывает людей поверх их происхождения и принадлежности. Чувство общности, таким образом, означает в первую очередь не ранжирование и не подчинение себе, а вовлечение Другого. Оно противостоит не индивидуализму, а эгоизму и требует, чтобы мы мыслили в более широких контекстах и отношениях, которые не основываются на логике исключения. Термины суть инструменты мышления, и как таковые они должны постоянно подвергаться критическому анализу и перенастраиваться. Понятие «чувство общности» тоже можно определить иначе, чем это сделал Альберт О. Хиршман. Не мы для понятий, а понятия для нас. Мы влияем на их содержание и можем при необходимости переформулировать. Именно это подчеркивает итальянский философ Донателла ди Чезаре: общность «характеризуется конститутивной открытостью; она не может существовать как самотождественная, закрытая, охраняемая и защищаемая крепость»[621]
.Заключение. History matters[622]
– чувство общности, национальные нарративы и историческое просвещениеНация и солидарность
Многие теоретики модернизации убеждены, что понятие нации устарело. Так, социолог Ульрих Бек исходил из представления об историческом процессе, согласно которому в 1970-е годы первая модель линеарного модерна сменилась второй моделью рефлексивного модерна. Этот эпохальный переход от «первого» ко «второму модерну» характеризовался преодолением границ, глобализацией и космополитизмом. В мире второго модерна «контейнер нации» считается пережитком. Правда, реальность не поспевает за этой теорией. Люди продолжают жить в нациях, а сами эти нации имеют весьма различные формы правления: империи, как в России или Китае; левые и правые диктатуры, как в нелиберальных и авторитарных государствах; либеральные демократии, как в Канаде, США и большинстве стран ЕС. Главный вопрос этой книги: представляет ли национальная идея угрозу для либеральной демократии или же, наоборот, она может консолидировать и поддержать демократию?
Херфрид и Марина Мюнклер приводят две причины, почему нельзя отказываться от понятия нации: «Во-первых, сильную эмоциональную концепцию нации присвоят и используют другие в своих политических целях; во-вторых, мы лишимся политической категории, которая лучше, чем любая другая, способна мобилизовать солидарность и взаимную помощь»[623]
. Однако, подчеркивают они, для этого необходима концепция нации, «которая достаточно модернизирована, чтобы ответить на вызовы настоящего и будущего». Это требует, в свою очередь, понимания того, что сама теория модернизации должна быть расширена культурологией, чтобы выработать другое отношения к нации. В главе «Грамматика идентичности» я показала, что новым ключевым понятиям, таким как идентичность, культура и память, не находится места в концептуальных рамках теории модернизации, где они немедленно разоблачаются как «конструкции». Разумеется, так и есть. Корнелия Коппеч лаконично объясняет: «Семья, поколения, фондовые рынки и профессии – это, как известно, тоже социальные конструкции. Поэтому упразднить их невозможно, ибо как „социальные факты“ (Дюркгейм) они находятся вне индивидуальной доступности. Космополиты недооценивают могущество социального»[624].С диагнозом «конструкция» национальная тема отнюдь не снята с повестки дня, наоборот, она только-только стала публичной. Вот важные сопутствующие вопросы: на чем основаны эти конструкции? Как они воздействуют? Кто ими пользуется? С какими ценностями они связаны? Исключают ли они или поддерживают демократические общие структуры? Отказ от понятия нации, а равно и других ключевых понятий (идентичность, культура, память), в концептуальных рамках теории модернизации не в последнюю очередь связан с редуцированным западным представлением о человеке как рационально расчетливом индивидууме, которому присущи эгоизм, стремление к конкуренции и максимальной выгоде. В этом представлении о человеке явно проигнорированы такие характеристики, как культурная принадлежность, социальные связи, сопереживание и чувство общности. Поэтому предложенная супругами Мюнклер концепция нации как генератора солидарности отличается от часто повторяющейся пустой формулы нации как «воображаемого сообщества».