Европейская мечта. Переизобретение нации

Крастев называет несколько причин, по которым этот страх так быстро охватил «встревоженное большинство» в центрально– и восточноевропейских странах, превратившись в политическую силу. Первая причина – внутренняя европейская миграция, которая выманила из многих стран более 20 процентов их населения. Именно эта демографическая паника обернулась «в политике истерией по отношению к беженцам». Второй причиной он считает «крах основополагающей идеи, объединявшей Европу после 1989 года, ибо сегодня мы наблюдаем разрушение существовавшего ранее консенсуса». Консенсус, почти тридцать лет определявший успех европейской интеграции после расширения ЕС, обнаруживает сегодня не просто трещины, а новый раскол в отношениях между Востоком и Западом. Однако, по мнению Крастева, не только проблема беженцев привела к этому расколу и росту антилиберализма в Центральной и Восточной Европе. Причины глубже, а именно во всем пакете так называемых западных ценностей, под которыми он понимает такие понятия, как «демократизация, либерализация, расширение, конвергенция, интеграция, европеизация». Оглядываясь назад, Восточная Европа воспринимает западные ценности как стратегии вражеской оккупации. Крастев это формулирует иначе, он говорит об «имитационном императиве» Запада, который лишает восточноевропейские страны их истории, гордости, достоинства, их идентичности. Крастев очень ясно дает понять, что «имитационный императив» влечет за собой «чувство неполноценности, немощь, зависимость, утрату идентичности и невольную фальшь».

Let’s go West – Подражательная имитация

Иван Крастев вместе с американским социологом Стивом Холмсом возродил свой тезис об имитационном императиве в эссе, опубликованном в журнале «Меркур»[217]. Оба автора полагают, что нынешний отход многих стран Европейского союза от либеральной демократии обусловлен не столько политической теорией или идеологией, сколько коллективной психологией и общественными настроениями. Контрасты между Западом и Востоком, которые раньше объяснялись идеологическими разногласиями или различием учений, имеют, по мнению авторов, эмоциональные причины. Центральное место они отводят национальной гордости. Именно гордость считается основой национального самоуважения. Все, что не согласуется с этой основой, воспринимается как унижение. В начале 1990-х годов философ Авишай Маргалит предложил концепцию «общества без унижений». Правда, он имел в виду тех, кому грозит бесчестие или унижение. Сегодня речь идет об унижении целых групп, обществ, наций. В этом случае унижение осуществляется не физическим притеснением, издевательствами или иными способами умаления коллективной самооценки; в ход идут более тонкие способы воздействия – такие, как опека, правовое давление или «имитационный императив». Ведь то, что в этих странах еще несколько лет назад считалось идеалом будущего, ныне отвергается, вызывает откровенную враждебность и даже «мщение» (об этом речь идет в конце эссе).

Чтобы объяснить резкий поворот на Востоке некогда ревностных и верных евроинтегристов к воинствующим противникам ЕС, Крастев и Холмс переносят свой анализ на сферу неартикулируемого, сосредоточиваются на глубинных чувствах, таких как антипатия, ожесточение и ресентимент. Постсоциалистические нации страдают, по мнению авторов, от недостаточного признания. В советскую эпоху им не позволяли проявлять свою национальную гордость, но и после поворотных событий начала 1990-х они все еще не стали свободными и самими собой, потому что должны были подстраиваться под либеральный Запад. В этих условиях моральной и политической опеки укреплялось желание быть тем, кем никогда не разрешалось быть: этнически однородным национальным государством с нелиберальным обществом на огороженной территории. Холмс и Крастев не считают подобную форму государственности наилучшей для этих стран, однако эти страны сами создают некий нарратив Европы, который не оставляет им иного выбора, кроме как следовать именно таким курсом. Аргументация этих авторов вызывает у меня возражение: они – фаталисты собственной версии истории. Необязательно излагать историю ЕС, как делают они; ее можно рассказать иначе. Тогда с их негативной телеологией пересекутся другие версии и перспективы. Только так можно выйти из любимого настроения многих интеллектуалов-мужчин: мрачные прогнозы, сумерки, гибель, апокалипсис.