Европейская мечта. Переизобретение нации

К фотографиям сделана подпись: «10 фотопортретов Кристиана Болтански 1946–1964». Отрезок времени указывает на точную хронологию, но при более внимательном взгляде он может оказаться результатом игровой перестановки цифр 4 и 6. Подпись так же важна, как сами фотографии. Она управляет восприятием и навигацией зрительского взгляда, автоматически снимая различия, порой весьма существенные, в фотографиях – так, в серию попал и светловолосый мальчик. Болтански показывает, что восприятием фотографий управляет множество факторов. К их числу относится уверенность в документальной ценности фотографии, поэтому запечатленный фотосерией культурный шаблон «тождество в переменах» обычно не вызывает вопросов.

Своим арт-проектом Болтански поставил фундаментальные вопросы о взаимосвязи образа и времени, памяти и идентичности, философская предыстория которых восходит к XVII веку. Философы начали этот дискурс с нескольких важных различий. Например, Готфрид Вильгельм Лейбниц проводил различие между «реальным» и «личным, то есть «моральным» тождеством. Если реальное тождество основывается на подтверждении одной и той же субстанции, то личное тождество – на определенных формах самосознания, самоутверждения (Selbstvergewisserung) и самоуправления. К ним относятся способность связывать между собой разные восприятия, вспоминать, проявлять намерения и волю. «Это продолжение и эта связь восприятий образуют реально того же самого индивида; но апперцепции (то есть осознание нами прошлых восприятий) доказывают еще моральное тождество и обнаруживают реальное тождество»[295]. Здесь дважды звучит слово «реальный», сначала в связи с субстанциональной непрерывностью физической идентичности индивидуума (которая в инсталляции Болтански отсутствует) и затем в ментальном воспроизведении непрерывности личного самосознания в разные периоды времени. Если субстанциальная идентичность воспринимается органами чувств, то личная, осознаваемая идентичность незрима, поскольку она осуществляется в мысленном акте и выявляется лишь как его продукт.

Idem-идентичность и ipse-идентичность (поль рикёр)

Дискурс об идентичности в Новое время начинается с различения двух основополагающих форм идентичности: идентичности применительно к неодушевленным объектам или телам, с одной стороны, и идентичности применительно к одушевленным, самосознающим личностям, с другой. Например, философ Джон Локк ставил перед собой задачу объяснить личную идентичность человека через перемены во времени. Что остается идентичным, что сохраняется в потоке событий? Локк отвечает: память. С помощью этого моста, связующего разные времена, индивидуум строит представление о самом себе, то есть создает свою идентичность. Современная версия этой мысли звучит так: мы – истории, которые можем рассказать о себе. Дэвид Юм, соотечественник Локка, видел в подобных историях конструкции, которые он отвергал как «фикцию». Художественная интервенция Болтански – это, если хотите, продолжение традиции великого скептика Юма, который по поводу понятия идентичности у Локка критически заметил, что «мы часто придумываем какой-нибудь новый и непредставимый принцип, соединяющий объекты и препятствующий их перерыву или изменению. Так, с целью устранить перерыв мы воображаем непрерывное существование наших чувственных восприятий, а для того, чтобы скрыть изменения, прибегаем к идее души, я и субстанции»[296]. Там, где один указывал на конструктивную силу сознания, другой фокусировал внимание на различиях, разрывах и изменениях, а не на непрерывности, которую он считал фикцией и отвергал. Юм не желал признавать положительную силу конструкции и воображения при создании автобиографического нарратива.

Психологи и социологи подчеркивают, что автобиографические воспоминания – это способность сознания, которой человек не обладает от природы, но обучается внутри определенной культуры, в конкретных социальных контекстах. В этой связи они говорят о conversational remembering или о memory talk[297], о спонтанной или ритуальной внутрисемейной коммуникации, в результате которой возникает так называемая «семейная память». Семейная память есть нечто совершенное иное, чем семейные архивы; она пользуется архивом, но формируется независимо от него как коллективная воображаемая конструкция, которую, говоря языком ЮНЕСКО, можно назвать «нематериальным семейным наследием»[298]. Такая семейная идентичность формируется, например, разговорами и рассказами при рассматривании семейных фотоальбомов. Построение этих социальных «рамок» – конструктивная работа. Таким образом, фотографии всегда заключены в некие рамки, но не только посредством прямоугольного или овального обрамления снимка, но и через рассказ, придающий снимкам внутреннюю взаимосвязь. Именно на эти незримые рамки связного повествования обратил наше внимание Болтански своей псевдоавтобиографической презентацией.