Европейские мины и контрмины

Граф слушал с возраставшим вниманием, его глаза пристально и проницательно смотрели на императрицу. Ему, казалось, хочется возразить ей.

Но лицо его мгновенно приняло своё обычное спокойное выражение, и он спросил с лёгкой улыбкой:

— Какого вознаграждения могла бы требовать Франция и какое вознаграждение дала бы Германия?

— В Германии, — сказала императрица с презрительной улыбкой, — почтут за счастье купить прочный мир с Францией, окончательное признание сделанных в прошедшем году завоеваний, за скудное вознаграждение в виде жалкого Люксембурга!

— Люксембурга! — вскричал Риверо, вскочив и с удивлением смотря на императрицу, — Люксембурга? Неужели об этом помышляют всерьёз?

— Граф, — сказала Евгения, в лице которой выразилось опасение. — В своём увлечении я сказала то, о чём не следовало бы говорить… Прошу вас не придавать никакого значения моим словам.

Граф на минуту потупил глаза.

— Ваше величество, — сказал он наконец, — милостиво обмолвились, что ваши высокие родственники приписывают мне много хороших качеств. Не забыли ли они одного, которым я горжусь, а именно скромности?

Императрица пытливо посмотрела на него.

— Из слов вашего величества, — продолжал граф, — я осмеливаюсь заключить, что вы недовольны переговорами об уступке Люксембурга, поэтому я употреблю все силы поддержать желание вашего величества. Быть может, вам уже сообщили, что я имею некоторые сведения о политических каналах и потому обладаю некоторым влиянием; следовательно, всё дело в том, угодно ли вашему величеству одарить меня своим доверием.

— Если вы желаете прочного мира Франции с Пруссией, — отвечала монархиня нерешительно, — то почему вам интересно помешать люксембургским переговорам, тогда как уступка этой области должна служить условием и основанием упомянутого мира?

Риверо твёрдо и спокойно встретил проницательный взгляд императрицы и отвечал решительно:

— Не могу скрыть от вашего величества, что в этом вопросе заключается война!

— Война? — вскричала императрица. — Люксембург принадлежит Голландии, и если голландский король уступит его Франции, то разве Пруссия отважится вмешаться в этот совершившийся факт?

— О, — отвечал граф, — это верный путь к войне. Быть может, было бы лучше приобрести Люксембург посредством переговоров с Пруссией, которая никогда не примет свершившегося факта, задуманного и исполненного без её ведома в таком деле, в котором считает себя представительницей интересов Германии!

Императрица молчала. В её глазах светилась радость.

— Если начнётся война, — сказал граф спокойно, — Франция будет разбита, Италия займёт Рим.

— Вы полагаете, что Франция будет побеждена? — спросила Евгения.

— Французская армия не готова, — отвечал граф. — План маршала Пиля едва начал приводиться в исполнение, а в этом вопросе вся Германия пойдёт за Пруссией. — Я убеждён, понимай император, что люксембургский вопрос поведёт к войне, то не поднимал бы его, не решался бы на опасную игру с целью прижать Пруссию к стенке своим fait accompli[14].

Императрица поникла головой и погрузилась в размышление.

— Вы правы, — сказала она наконец, — в настоящую минуту нельзя начинать войны, следовательно, нужно устранить этот люксембургский вопрос. Но как это сделать?

— Опасность заключается в секретности переговоров, — отвечал Риверо. — Выступив со свершившимся фактом и встретив противодействии Пруссии, Франция неизбежно должна будет отстаивать свою честь, и война станет неизбежной. Можно устранить опасность, дав Пруссии случай высказать своё мнение, пока ещё Франция может с честью отказаться от переговоров.

— Но как это сделать? — спросила Евгения.

— Устроить так, чтобы в Берлине как можно скорее узнали о переговорах. Повторяю ещё раз, что, по моему твёрдому убеждению, Наполеон не должен заходить слишком далеко, встретив решительное сопротивление Пруссии.

— Но такое сообщение о деле, которое составляет французскую государственную тайну, — промолвила императрица нерешительно, — не может исходить отсюда.

— Ваше величество может не беспокоиться, — отвечал Риверо с едва заметной усмешкой. — Скромность французского кабинета не подвергнется никакому нареканию. — Итак, вы разделяете моё мнение, что люксембургские переговоры опасны и что, в интересах самой Франции, нужно прекратить их и не доводить дела до крайности?

Императрица с минуту посмотрела пристально на графа, который ожидал её ответа.

— Мне кажется, — сказала она наконец, — что я не могу не согласиться с вами.

— Этого довольно, — отвечал граф. — Действовать предоставьте мне.

— Что же вы предпримете? — осведомилась Евгения с некоторым испугом и опасением.

— Государыня, — сказал граф с поклоном, — солнце ниспосылает свет и теплоту и будит дремлющий зародыш в земле, но не спрашивает, как он образует в таинственной работе ствол, листья и цветы.

Императрица кивнула головой, обворожительно улыбнувшись. Потом встала.