Европейские мины и контрмины

— У вас должны быть самые лучшие лошади в Париже, — проговорил граф спокойно. — Правда, это нелегко, потому что лучшая упряжка, какую только я знаю и какая годилась бы вам, принадлежит мадам Мюзар. Но эта дама уже обещала продать этих лошадей императорскому шталмейстеру.

Глаза маркизы загорелись, тонкая улыбка заиграла на её губах; она с напряжённым вниманием смотрела на графа.

— Приобрести этих лошадей возможно единственным способом: нанести визит мадам Мюзар. «Paris vaut bien une messe»[15], — сказал Генрих Четвёртый. И результат визита будет тем вернее, что вы, может быть, окажете услугу мадам Мюзар. Она интересуется Голландией и, вероятно, будет благодарна, если ей помогут предотвратить грозящую этой стране опасность.

Маркиза вскочила.

— Довольно, граф! — воскликнула она. — Я всё поняла, вы можете положиться на меня. Я докажу вам, что способна быть вашим орудием. Я заслужу шпоры!

— Не забудьте, — сказал граф, — надобно действовать немедленно, чтобы предотвратить несчастие. Через три дня необходимо знать, достигнута ли цель — иначе придётся избрать другой путь.

— Цель будет достигнута, — отвечала маркиза, — через час, окончив мой туалет, я примусь за дело.

Граф встал.

— А лошади дорого стоят? — спросила женщина с едва заметной улыбкой.

Граф вынул из кармана портфель, достал оттуда чек, подошёл к маленькому, прелестному письменному столу и заполнил пробел в чеке.

— Вот чек моему банкиру на пятьдесят тысяч франков, — надеюсь, этого довольно, — во всяком случае, заплатите, сколько потребуют.

Не глянув на чек, маркиза положила его в красную раковину у подножия античной бронзовой статуэтки, стоявшей на каминной полке.

— Теперь, граф, — сказала женщина с улыбкой, — позвольте мне заняться своим туалетом. Я не прогоняю вас, — прибавила она с особенным взглядом.

Граф взял свою шляпу.

— Я увещевал вас быть скромной, — сказал он, — и не должен позволять нескромности себе.

Риверо с лёгким поклоном направился к двери и, миновав салон, вышел из жилища маркизы.

— Он ледяной, — сказала та со вздохом, позвонив в колокольчик. — И власть его железная. Однако он ведёт меня туда, куда я давно стремлюсь и, быть может… — Затем она повернулась к вошедшей горничной. — Я уезжаю: одень меня; через час подать карету!

Граф сошёл с лестницы.

— Итак, фитиль, от которого зависит пожар всей Европы, находится в руках двух женщин! — сказал он тихо. — И важные, серьёзные господа дипломаты, встретив сегодня вечером в Булонском лесу этих дам, разряженных в бархат, кружева и перья, никак не заподозрят, что в это время судьба мира находится в их прелестных ручках. Какими странными путями идёт живая история, которая впоследствии так торжественно является потомству в монументальных изваяниях!

— В нунциатуру! — велел он своему слуге и сел в карету, которая поехала быстрой рысью.

Через час экипаж маркизы Палланцони остановился у великолепного отеля мадам Мюзар близ Елисейских Полей. Всё дышало в этом доме совершенной изысканностью самого высшего света. Несметное богатство, приносимое госпоже Мюзар источниками нефти, открытыми в её наследственном американском имении, являлось здесь не в тяжёлом блеске, но в той простоте, которая встречается только там, где действительно громадные средства соединяются с действительно изящным вкусом.

Правда, на лице напудренных лакеев в тёмной ливрее с серебристо-серыми шнурками и в белоснежных чулках выразилось некоторое удивление, когда слуга маркизы подал её карточку и спросил, угодно ли мадам Мюзар принять его госпожу, однако карточку передали молча и быстро камердинеру, который в безупречной чёрной одежде сидел в передней.

Мадам Мюзар с удивлением взглянула на карточку, которую камердинер подал ей на золотой тарелке с удивительной резьбой по краям.

— Маркиза Палланцони, — сказала она, — я слышала это имя… Красивая итальянка, живущая здесь с некоторого времени… настоящая великосветская дама, как мне говорили. Но чего нужно ей от меня? Во всяком случае, выслушаем! Мне очень приятно принять маркизу, — сообщила госпожа камердинеру, который почтительно стоял у дверей. — Сойдите сами и проводите маркизу сюда.

Камердинер ушёл.

Мадам Мюзар была высокая стройная женщина лет двадцати шести — двадцати восьми с тонкими и умными, несколько резкими чертами, с тёмными волосами и такими же бровями, изгибавшимися над черезвычайно проницательными и умными глазами. По выражению последних, она казалась старше, а по улыбке свежих губ — моложе своих лет. На ней был простой утренний наряд из тяжёлой шёлковой материи тёмного цвета; брошь из одного рубина необыкновенной величины застёгивала обшитый дорогим кружевом ворот.

Во всей её фигуре не было ни малейшего следа той утрированной роскоши, которую замечали в то время у большинства дам, принадлежащих к большому свету, а также к полусвету; небольшой салон, в котором она сидела, был меблирован с благородной простотой.

Дверь отворилась.