– Это ты рылась в моем чемодане? – спросила Кэтрин. – У меня кое-что пропало, и я думаю, что это твоих рук дело.
– По-твоему, я рылась у тебя в чемодане и… что? Украла что-то? – Зора явно разозлилась. – А Кларенс здесь зачем – чтобы силой вытянуть из меня признание в воровстве?
– Брось, Зора, – сказал Кларенс. – Ты же знаешь, я на такое не способен. – Ему было очевидно неловко. – Я просто хотел, чтобы Кэт с тобой поговорила и все выяснилось.
Зора встала. Руки у нее были сжаты в кулаки. Казалось, она вот-вот ударит кого-нибудь.
– Я не знаю, на что ты способен, а на что не способен, Кларенс. Видишь ли, меня не в первый раз называют воровкой. Я росла в Хакни, ходила с матерью на рынок – и торговцы всегда следили за нами во все глаза, как бы мы чего-нибудь не стащили. Потому что мы индианки, а от этих черномазых же всего можно ожидать, правда? Сколько раз мне говорили, что мне здесь не место, что я не настоящая англичанка, хоть и родилась в Лондоне, как они все. Я-то думала, хоть в цирке будет по-другому. Думала, что ты, – она бросила на Кэтрин обвиняющий взгляд, – не такая. Но знаешь что? Можешь обыскать мои вещи. Давай. Что у тебя там пропало – деньги, драгоценности, – давай, ищи! – Она нагнулась, вытащила из-под сиденья свой плоский чемоданчик, швырнула на сиденье и яростно открыла – так, что платья и шарфы вывалились наружу. Она вытряхнула все содержимое прямо на подушки и разбросала вокруг. – Ну, давай, ты же этого хотела, да? Если найдешь, можешь засадить меня в тюрьму, как она тут, в Австрии, называется? А я пошла кормить змей – им тоже нужно обедать. Пусть они ядовитые, но они никогда не смешивали меня с грязью. Это только люди умеют.
Она захлопнула за собой дверь купе, и Кэтрин услышала ее яростные шаги в коридоре.
– Ушастик, – сказал Кларенс, – я тебя люблю, ты знаешь, но сейчас ты была не на высоте. У тебя нет никаких доказательств, что Зора совершила что-то недостойное. Ты могла хотя бы спросить, а не обвинять вот так сразу. Она полноправный член труппы, такой же, как и ты.
Кэтрин нахмурилась. На чьей он стороне, в конце концов?
– Слушай, – нетерпеливо сказала она. – Она единственная из нас новенькая, единственная, кого не было в цирке, когда мы выступали там с Жюстиной, пока не встали поперек дороги Обществу алхимиков. Беатриче рассказывала тебе про это общество – думаю, ей не стоило этого делать, но теперь ты знаешь. Как по-твоему, у тех людей, что создали меня и Беатриче – или одобряли подобные эксперименты, – есть хоть капля совести? Если она работает на это общество – тогда я не жалею, что оскорбила ее.
Кларенс смотрел на нее из-под сдвинутых бровей. Она никогда не видела у него на лице такого осуждающего выражения.
– У них-то совести нет, а вот у тебя должна быть.
Ну, на такое она даже отвечать не станет! Неужели он не понимает, насколько это серьезно? Иногда цель оправдывает средства.
Мэри: – Нет, не оправдывает. И ты была бестактной, знаешь ли. С тобой это бывает иногда.
Кэтрин: – Ну, если бы я знала тогда то, что знаю сейчас, я бы вела себя по-другому. Но я же не знала! Если мы станем осуждать себя за все принятые решения, критиковать задним числом, то никогда ничего не добьемся. Прошлое осталось в прошлом, и ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать. Ты раскаиваешься в том, что стреляла в Холмса? Не сомневаюсь, что да, но что ты можешь изменить? Ничего, потому что это невозможно. Только упиваться чувством вины, но от этого ни тебе, ни ему легче не станет.
Мэри: – И все-таки я считаю, что тебе следовало быть добрее к Зоре. Или хотя бы повежливее.
Кэтрин: – Ну извините! На острове Моро не было книжек по этикету.
За час Кэтрин обыскала все вещи Зоры, а затем и все купе. Даже свой собственный чемодан еще раз обыскала, на тот невероятный случай, если она что-то пропустила в прошлый раз. Но ничего не нашла. Ни следа телеграммы, ни следа того, что Зора не та, за кого себя выдает, – разве что мыло у нее было несколько необычного сорта для девушки, выросшей в Ист-Энде, но это, возможно, просто дело вкуса. Кэтрин постаралась уложить вещи в Зорин чемоданчик аккуратно, хотя сама Зора аккуратностью не отличалась!
– И что же теперь? – спросил Кларенс. Все это время он сидел, скрестив руки на груди. Кэтрин чувствовала, как от него исходят волны неодобрения.