– Идем, Кларенс, – сказала она. – Если уж говорить с Зорой, то это нужно сделать сейчас, и я хочу, чтобы ты пошел со мной – на всякий случай. Тебе в любом случае пора отсюда уходить. Если мне придется тебя хоронить, сам будешь виноват.
– Да со мной все в порядке, Кэт, – сказал он. – Я способен позаботиться о себе, помнишь?
Однако, поднявшись на ноги, он пошатнулся, колени у него подогнулись, и ему пришлось схватиться за багажную полку, чтобы не упасть.
Кэтрин только посмотрела на него – она даже говорить не могла от досады.
И что они за люди, эти мужчины? Считают себя такими сильными, такими рациональными – а на деле точно так же подвержены эмоциям, как и женщины. Если не больше! Вот вам Кларенс – рискует здоровьем, даже жизнью, только ради того, чтобы поговорить с Ядовитой девицей… Если бы он не был ее старинным другом, она бы ему показала! Хотя, конечно, если бы он не был ее старинным другом, она бы и не тревожилась так. И Беатриче ей тоже дорога. Ей хотелось, чтобы Беатриче была счастлива, – но не ценой жизни Кларенса!
– Ладно, Кэт. – Он вышел следом за ней в коридор. – Что бы ты ни хотела сказать – считай, что ты это уже сказала. У тебя все на лице написано – так старые девы морщат нос над прокисшим молоком! Обещаю, что буду осторожнее. Ну, а теперь – где Зора?
Зора, как оказалось, сидела в их с Кэтрин купе. Рядом с ней, на сиденье, которое на ночь превращалось в кровать (Кэтрин заняла откидную полку) сидел Саша с какой-то незнакомой пожилой женщиной. Она была похожа на чью-то добрую бабушку – в черном креповом платье и кружевной косынке на плечах. На голове у нее был старомодный черный чепец, и она взглянула на Кэтрин сквозь толстые стекла очков.
– Здравствуй, Кэт! – сказал Саша с сильным русским акцентом. По крайней мере, эта часть его истории была правдивой: он действительно был родом из России, только не из бескрайних степей этой огромной империи, а из петербургских трущоб. Ничего от собаки в нем не было – сейчас он был одет в обычный шерстяной костюм с норфолкской курткой, и единственное, что в нем бросилось бы в глаза стороннему наблюдателю, – это обильная растительность на лице. – Это фрау Крее. Мы с ней старинные друзья: она была нянюшкой в приюте в Моравии, где я рос. На станции в Вельсе вышел на платформу покурить, и вдруг смотрю – какая знакомая женщина газету покупает! Оказалось, это и правда она. Фрау Крее как раз рассказывала нам, что она села на поезд в Мюнхене и тоже едет в Вену, к своей внучке. У нее купе в нескольких вагонах от нас. Правда, удивительное совпадение?
– Да, конечно, – сказала Кэтрин. – Рада познакомиться.
Она пожала протянутую ей маленькую, скрюченную руку в черной вязаной перчатке. Присутствие Саши и его подруги ее не очень-то обрадовало, хотя эта подруга и производила впечатление очень милой старушки. Кэтрин надеялась застать Зору одну, чтобы откровенно высказать заклинательнице змей свои подозрения.
– Всегда рада познакомиться с друзьями моего дорогого Саши, – сказала фрау Крее с немецким акцентом, еще более сильным, чем Сашин русский, если только такое возможно. – Я прекрасно помню, как он пришел к нам – прелестный мальчик, только очень больной! Мы его выходили – черный хлеб и горный воздух сделали свое дело. А теперь он курит эти гадкие папиросы! Ох, Саша, Саша! – Она покачала головой, а затем повернулась к Кэтрин с Кларенсом и вгляделась в них сквозь очки. – А вы тоже из цирка?
Все представились друг другу, но Кэтрин не терпелось, чтобы Саша поскорее ушел вместе со своей подругой и можно было поговорить с Зорой наедине.
– Встретимся в вагоне-ресторане, – сказала она, когда Саша наконец поднялся, досказав историю о том, как его, совсем малышом, отправили в приют в Моравию одного. Его отец, такой же волосатый, как и он, тоже представлял в цирке, но грешил пьянством и потому еле-еле мог прокормить свою семью. Брата и сестер Саши тоже отдали в приюты, и он их с самого детства не видел. Фрау Крее много сделала для него – невозможно даже описать, как много. Он ей всем обязан…
– Я хочу поговорить с Зорой на минутку, – прервала Кэтрин его рассказ.
– Конечно, – сказал Саша. – Я займу вам всем места за обедом, хорошо?
– Что до меня, то мой обед со мной, в корзинке, которую я купила в Вельсе, – сказала фрау Крее. – Это так просто и удобно: девушки приносят корзинки прямо к поезду и продают пассажирам за несколько геллеров. У меня есть чудный пирог с гусем, сыр и виноград. Но я надеюсь еще как-нибудь повидать тебя, милый Саша. Мне столько всего нужно тебе рассказать – и еще кое-что отдать. Может быть, после обеда зайдешь ко мне в купе и мы еще поговорим, nein?
Она медленно встала, держась рукой за спину – очевидно, она страдала ревматизмом.
Саша кивнул и вышел из купе вслед за ней. Когда Мальчик-собака и его подруга удалились, Кэтрин повернулась к Зоре.
– Что? – с вызовом спросила Зора. – Ты на меня так странно смотришь с тех самых пор, как вошла. Давай, выкладывай!
Ах, так? Ну что ж, отлично!