– Это очень мило с твоей стороны, Кларенс, – мягко сказала Беатриче. – Но ты же понимаешь, у нас с Кэтрин есть природная защита: у меня яд, а у Кэтрин ловкость, нечеловечески острое зрение и обоняние, и еще клыки. Ты не сможешь нас защитить – это нам придется защищать тебя.
– Понимаю, – сказал Кларенс и с несколько смущенным видом начал резать свой шницель.
– Но это было по-настоящему рыцарское предложение, – добавила Беатриче.
Он бросил на нее быстрый взгляд, словно желая убедиться, не насмехается ли она, но Беатриче только улыбнулась и продолжала есть.
Как приятно было ужинать у такой заботливой хозяйки! Ирен с Кларенсом ели шницели по-венски и картофель с чем-то зеленым (после Беатриче объяснила, что это петрушка, – и кому только приходит в голову посыпать еду травой?), а Кэтрин принесли тонкий, почти не прожаренный стейк с кровью, изумительно вкусный. У нее было такое чувство, будто она сама его добыла на охоте. А Беатриче с удовольствием пила что-то похожее на ее обычный зеленый суп. Кэтрин догадывалась, что и вкус у него, скорее всего, такой же: гадость – она и есть гадость, все равно, в Австрии или в Англии.
Беатриче: – Вообще-то растительность в Австрии очень отличается от английской, так что у австрийской гадости свой собственный, очень характерный вкус.
Кэтрин: – Нам совершенно ни к чему об этом знать.
Беатриче: – Ты же сама об этом заговорила!
На стол подавала горничная, которую Ирен называла Ханной. Она ведь, кажется, что-то такое говорила насчет циркового номера со стрельбой, с участием Ханны и Греты? Однако в Ханне ничто не выдавало меткого стрелка – как и полагается хорошей горничной, она почти сливалась с обстановкой.
После ужина Ирен сказала:
– Кэтрин, Беатриче, у меня есть для вас кое-какая информация и еще кое-какое… скажем так, снаряжение. Кларенс, что вы предпочитаете – вернетесь к себе в гостиницу или подождете здесь, пока им не придет пора ехать, а потом проводите их на вокзал? Я сама туда ехать не могу – Ван Хельсинг может меня узнать, я ведь бывала у него в доме под видом сестры фрау Мюллер из Швабии! Кто знает, может быть, он тоже умеет видеть любую маскировку насквозь, как Шерлок.
– Меня он не знает, а вот Сьюард и Прендик – да, – сказала Кэтрин. («Особенно Прендик».) – Это те двое английских ученых. Беатриче они никогда не видели, а вот меня могут и узнать.
– В таком случае, думаю, без маскировки не обойтись, – сказала Ирен. – Дайте подумать, что у меня найдется…
– Я подожду, – сказал Кларенс. – Вам может понадобиться помощь с багажом, да и вообще – я хочу убедиться, что вы благополучно сели в поезд, даже если сам поезд не так уж безопасен!
Он обращался к обеим, но смотрел на Беатриче.
«Ну вот, подцепил беатрицит, – подумала Кэтрин. – Надеюсь, он выздоровеет – или хотя бы научится справляться с симптомами!»
Батриче: – Я тебе не вирус!
– В таком случае у меня есть кое-что для вас, мистер Джефферсон, – сказала Ирен. Она взяла с буфета газету и протянула Кларенсу. Тот разулыбался:
– New York Times! Я уже много лет ее не видел.
– У меня в гостиной полный набор, включая Washington Post и Boston Globe. Я хочу быть в курсе того, что происходит на родине. А теперь, дамы, готовы ли вы спуститься со мной вниз?
Кэтрин недоумевала, что им делать внизу, где располагалась кухня и комнаты слуг, но когда Ирен привела их в свой уединенный кабинет без окон, и Кэтрин наконец поняла, что эта Ирен Нортон, урожденная Адлер, не совсем та, кем кажется, ее восхищению не было пределов.
– Кто вы? – спросила она, глядя на стену, увешанную оружием.
– Оперная певица, – сказала Ирен. – А также сборщица информации.
– La Sirène![84]
– сказала Беатриче. – Я сразу подумала, что уже где-то вас видела. Это была статья о великих оперных певцах семидесятых-восьмидесятых. О вас писали, что вы были изумительной Кармен, но репортер не знал, чем вы занимаетесь теперь…Ирен улыбнулась:
– Это было в другой жизни.
– А мистер Холмс знает обо всем этом? – спросила Кэтрин. Она восхищенно разглядывала коллекцию ножей, сабель и другого холодного оружия, вплоть до мачете.
– Я рада, что вам нравятся мои игрушки, – сказала Ирен. – А вот Беатриче, наверное, больше заинтересует моя аптечка?
Она отошла к письменному столу, стоявшему в другом конце комнаты, и открыла один из шкафчиков над ним.
Беатриче подошла следом и ахнула.
– Но это же яды! Вот кураре – его делают из корня южноамериканского растения Strychnos toxifera. Я видела его только однажды, в саду моего отца. А вот дигиталис, из листьев наперстянки обыкновенной – Digitalis purpurea. И аконитин – из Aconitum napellus, он же волчий аконит. Зачем вам столько ядов?