– Не для того, чтобы травить людей, – сказала Ирен. – Исключая, конечно, случаи крайней необходимости. – Она по-прежнему улыбалась, значит, шутила… или нет? Кэтрин не была до конца уверена. – К тому же, как вам известно, яд делает ядом доза. Кураре, например, используется для того, чтобы нейтрализовать действие стрихнина. А что касается того, знает ли Шерлок, – его брат Майкрофт наверняка знает, мы ведь с ним в некотором роде коллеги, – и, подозреваю, Шерлок многое вычислил своим дедуктивным методом. Не думает же он, что я сижу тут, в Вене, сложа руки. Но я не затем вас сюда привела, чтобы просто показывать свои игрушки. Выбирайте самое подходящее для вас оружие и идите сюда – я хочу, чтобы вы знали, куда едете.
Кэтрин, возликовав, выбрала револьвер системы «Уэбли». Если «Уэбли» достаточно хорош для Холмса, значит, и для нее сгодится! Правда, этот был поменьше, тридцать второго калибра – он удобно лежал в руке и отлично помещался в сумочку. А Беатриче не могла заставить себя даже прикоснуться к оружию.
– Я не могу убивать ничего живого, – сказала она. – Правда, не могу.
Но в конце концов она сдалась на уговоры и взяла стилет в кожаных ножнах – исключительно для целей самозащиты. Тут как раз вошла Ханна с ворохом какой-то черной ткани, перекинутой через руку.
– Я подумала – может быть, это будет лучше всего, мадам, – сказала она и развернула ткань. Это оказались два черных платья. Им что, придется выдавать себя за вдов? Или, может быть, за горничных?
– Монашки! – сказала Беатриче. – Вы хотите, чтобы мы нарядились монашками?
– На монашек никто никогда не обращает внимания, – сказала Ирен. – Тем более мужчины. Очень практичная маскировка: она делает почти невидимой.
– Но разве не грех… – начала Беатриче.
– Не грех, если вы делаете это, чтобы спасти друзей, – впервые за все время подала голос Ханна. Кэтрин даже удивил ее английский – она-то думала, горничная говорит только по-немецки. – Уверяю вас, Бог поймет, а если нет, можете пойти к моему духовнику. Ему не привыкать отпускать любые грехи! – Она повернулась к Ирен. – Билеты принесли, мадам. Грета успела сбегать на Штатсбанхоф. Теперь она опять на своем посту, следит за домом профессора Ван Хельсинга.
– Спасибо, Ханна. Кэтрин, надеюсь, вы не против провести ночь в одном купе с Беатриче. Я знаю, что Беатриче… определенным образом действует на других людей, скажем так. Но брать два отдельных купе было бы подозрительно: монашки не настолько богаты. Вам не повредят шесть часов в одном купе? Прошу прощения, Беатриче, но я считаю, что лучше говорить прямо.
– Все будет хорошо, – сказала Кэтрин. – Мы будем держать окно открытым, и каждый час или около того я буду выходить в коридор. Но только… нам непременно нужно наряжаться монашками? Мне они как-то не слишком симпатичны. И священники тоже, если уж на то пошло. Я наслушалась проповедей на всю жизнь на острове Моро.
– Вам ведь не придется всерьез принимать духовный сан, а в этой одежде очень удобно прятать револьвер, вот увидите, – сказала Ирен. – Помимо всего прочего, там есть карманы! – Она взяла с письменного стола какой-то документ… нет, карту – и развернула ее на столе в центре комнаты. – Теперь я хочу, чтобы вы изучили эту карту. Не всю, конечно, но ведь вам придется разыскивать людей в Будапеште и, возможно, в его окрестностях, а значит, нужно хорошо представлять себе общий план. Вот, видите – это Дунай. На одном берегу Буда, а на другом – Пешт. Вот тут, в Пеште, Национальный музей, а совсем рядом, вот на этой маленькой улочке, находится дом, адрес которого указан в телеграмме мисс Мюррей…
Через час они уже ехали на Штатсбанхоф в наемном экипаже – в кэб они втроем не поместились бы. Кларенс то и дело поглядывал на сестер Беатриче и Кэтрин и тут же отворачивался.
– Монашки, – пробормотал он, наверное, уже в пятый раз. – Почему именно монашки?
Сестра Кэтрин, у которой в кармане монашеского одеяния уютно полеживал револьвер, нахмурилась, хотя вряд ли Кларенс мог разглядеть в темноте выражение ее лица.
– Знаешь, по-моему, Ирен права: это самый лучший маскарад. И оружие можно спрятать, и мужчины отводят глаза. Отличное сочетание.
Беатриче, сидевшая с другой стороны, у окна, укоризненно сказала:
– Монашки – святые женщины. Это честь – и, наверное, все-таки грех – носить их одежду.
– Это правда, – сказал Кларенс. А затем прошептал Кэтрин в самое ухо, так, что ей даже стало щекотно: – И вид уж очень странный.
– Придется тебе привыкать к странностям, когда имеешь дело с нами, – прошептала она в ответ.
Беатриче: – Я и правда потом ходила на исповедь, и священник отпустил мне грехи. Но надеюсь, мне никогда больше не придется этого делать. Пусть мы расследуем преступления, носим оружие и побеждаем злодеев, но нельзя прибегать ко злу даже во имя добра.