Мэри решила: делать все равно нечего, по крайней мере, сейчас, а значит, можно и поесть. К тому же нужно выяснить, откуда Хайд узнал, что они в Вене, зачем велел привезти их сюда, что он сам делает в Штирии, в конце концов. Когда она его видела в последний раз, его отправляли в Ньюгейт. Каким образом он мог очутиться в Австро-Венгерской империи?
Хайд позвонил в колокольчик, лежавший на столе. Не успело еще эхо в зале смолкнуть, как в дальней стене отворилась дверь. В зал вошла девочка примерно Дианиных лет, в кружевной наколке и фартуке – видимо, служанка, но какого-то простоватого деревенского вида, совсем не похожая на Ханну с ее безукоризненной выправкой. Она была пухленькая, миловидная, и, хотя она и подошла к столу и встала возле кресла Люсинды с довольно спокойным видом, Мэри показалось, что под этим спокойствием прячется страх.
– Агнесса, я хочу, чтобы ты поскорее принесла ужин, – сказал Хайд. – Vacsorázni[89]
, понимаешь? Наши гости проголодались.– Igen… да, Hyde úr[90]
, – ответила она, приседая в неловком книксене. – Мой брат – он уже разогревает gulyásleves[91].Если она и правда служанка, то, похоже, еще не привыкла к своей роли. По-английски она говорила с сильным акцентом.
– Отлично, – сказал Хайд, не обращая внимания на ее волнение. – Тогда ты знаешь, что делать, так?
– Да, – сказала Агнесса. Она закатала рукав и закрыла глаза.
Что он хочет делать?! Жюстина уже сидела на скамье рядом с Дианой. Мэри все еще стояла. У нее было явственное предчувствие, что сейчас случится что-то ужасное и она никак не сможет это предотвратить.
– Бояться нечего, – сказал Хайд. Агнесса и впрямь дрожала как осиновый лист! В лице у нее, кажется, не осталось ни кровинки. Хайд вытащил из кармана небольшой кожаный футляр, положил на стол и открыл. Взял какой-то металлический предмет – Мэри видела, как он сверкнул в электрическом свете. Скальпель! Когда она в последний раз видела его со скальпелем в руке, на складе у Темзы, он собирался вырезать Жюстине мозг.
– Не смейте трогать эту девочку! – Жюстина вскочила с гневным лицом – в таком гневе Мэри ее видела очень редко, а еще сильнее разгневать Жюстину было, пожалуй, и невозможно.
– У себя дома я хозяин и буду делать все, что мне угодно, – сказал Хайд. Мэри услышала отчетливый щелчок и обернулась – в дверях, через которые они только что вошли, стоял герр Ференц с ружьем, наставленным на Жюстину. – Ференц-ур имеет свои причины хранить мне верность, как и его дочь Агнесса. – Он взглянул на девочку. – Ты ведь сама согласилась, по доброй воле, так или нет?
Агнесса молча кивнула.
На что согласилась? Но тут же это стало ясно. Сверкнул скальпель, и по руке Агнессы протянулась красная полоса. Молниеносно, словно кошка, завидевшая добычу, Люсинда схватила девочку за руку и принялась лизать место пореза.
Агнесса тоненько вскрикнула, но осталась стоять неподвижно, с видом твердой решимости.
Откуда Хайд знает, что Люсинде нужна кровь, и как сумел подготовиться заранее? Кто такая эта Агнесса? Хайд назвал ее дочерью герра Ференца, значит, Денешу она сестра. Как он вынудил ее стать… ужином для Люсинды? Мэри оглянулась на Жюстину – та все еще стояла, но тут же села. Взглянула на Мэри и пожала плечами, словно хотела сказать, что тоже не знает ответов на эти вопросы. А Диана… Диана смотрела на все это как зачарованная.
– Какая гадость, – тут же сказала она.
– Но это необходимо, – сказал Хайд. – Впрочем, думаю, с мисс Ван Хельсинг пока довольно. Вы же не хотите за один раз исчерпать свои запасы пищи, верно?
Он мягко отвел руку Агнессы.
Люсинда неотрывно смотрела на него и моргала. Кровь на ее губах в электрическом свете смотрелась еще более зловеще.
– U bent zelf Lucifer[92]
, – сказала она.– Люцифер, говорите? – хмыкнул Хайд. Быстро, умело он перевязал Агнессе руку марлей, лежавшей в том же кожаном футляре. – Не могу похвастаться знанием голландского, однако мне совершенно ясно, что вы имели в виду. Но есть тот, кто имеет на это имя гораздо больше прав, чем я! И вы с ним скоро встретитесь.
Что он хочет этим сказать? Мэри так устала от загадок и лжи.
– Скажите, зачем мы здесь, – сказала она. К ее радости, это прозвучало предельно надменно. Она-то боялась, что голос окажется слабым или дрожащим. Ею начинало овладевать такое отчаяние, какого она еще не чувствовала за все время их путешествия. Никто не знает, где они, – ни Ирен, ни Мина. Их всего четверо – даже трое, так как Люсинду, в ее состоянии, вряд ли стоит считать, – в замке где-то в Штирии. У них нет ни оружия, ни какого-либо средства передвижения. Что же им делать?