Евсения

— Кора, тебя вообще никто не спрашивает. И, как же я по тебе соскучилась, — наплевав на бег, обхватила я бархатную шею кобылы…

Дорога, в этот час оживленная, на самой вершине холма, вдруг, расширилась площадкой, на которой даже коновязь и скамейки имелись. И, подхватив рукой взметнувшийся под ветром хвост, я первым делом открыла рот, чтоб в очередной раз громко удивиться, а уж потом… удивилась по-настоящему. Прямо под нами, огромной, переливающейся на солнце змеей, искрилась река Киссада. И делая плавный изгиб, скользила по степи дальше, с севера на юг, неся на своих водах лодки — обычные рыбацкие и даже под парусами. А сразу за каменным мостом, сказочным трехголовым драконом, раскидывались в стороны три пути, центральный из которых скрывался под тенью высаженных по обочинам высоких деревьев.

— Ты знаешь, — глядя сейчас именно туда, сглотнул слюну Стахос. — Сколько мы с Храном дорог проехали. И гладких и красивых. Горных, равнинных, да, разных дорог, но, лишь одна мне снится.

— А почему?

— Потому что это — дорога домой, — вдруг, расплылся мужчина.

— Домой? А у тебя что, есть свой… дворец? — вернувшимся «петухом» огласилась я.

— Нет, — внимательно глянул на меня Стах. — У меня есть лучше — Адьяна. Она осталась мне от мамы. А в отцовских апартаментах я, иногда, просто присутствую… По долгу рода. Ну, что, двинули дальше? Здесь уже недалеко, — сказано было всем остальным, после чего Капкан первым развернулся на спуск.

Мы, конечно, «двинули» следом и, минуя мост, вскоре въехали на «самую любимую дорогу в мире». В голове у меня, сменяя друг друга, мелькало множество разных картин, раскрашенных потаёнными страхами в самые махровые цвета. И пока я представляла себе материнское наследство Его Высочества, то в виде высоких ворот при высоком заборе, то далеким островом на бескрайнем озере (даже такое привиделось), он просто ехал молча, с явным удовольствием озираясь по сторонам. И лишь когда впереди, после подъема из очередной низины, вырос лес (все ж, не озеро), прервал, наконец, эти беззвучные мытарства:

— Помнишь, как ты вчера назвала «Круг четырех ветров»? Особым местом?

— Ну да. Батюшка Угост именовал подобное «местами обмена» и говорил, что для человека они, как цветок для пчелы: природа там впитывает нашу духовную суть, отдавая взамен собственную. Только, надо знать меру.

— Когда берешь? — переспросил Стах. — А иначе, что?

— Наверное, лопнешь, — зевнул в своей сумке Тишок. — Хотя, раз пчела, то тогда рухнешь по дороге… под тяжкой ношей.

— Или в кровать, — добавила от себя и я, вспомнив свое вчерашнее сонное состояние. — Но, это зависит от того, какая у места сила. Вот у вас в парке она очень велика… А к чему ты вообще спрашиваешь?

— Моя мама очень не любила жить во дворце, — с ухмылкой глянул на меня Стах. — Ее тяготил замкнутый образ жизни. А еще разделение на женскую и мужскую половину.

— Короче, не замуж, а тоска, — сочувственно вставила моя дорогая подруга. — Мне кажется, я бы при таком порядке вообще жить не смогла.

— А чем он тебе не нравится? — заинтересованно отозвался, почти весь наш путь промолчавший Русан. На что Любоня ответствовала очень умным словом из книжки Кащея:

— Патриархатом не нравится. Вот где ваши женщины, Ваше Высочество? За столом одна Фрона сидела и мы. Да и то, наверняка только потому, что гостьи. А остальные?

— В Тинарре так заведено: муж — существо общественное и перемещается по внешнему периметру, а жена — домашнее. Хотя, на улицах Шарана вы ведь женщин видели?

— Человеческих. С сумами. По лавкам, видно перемещались, — вынесла Любоня вердикт, а мне, не смотря на всю болезненность данной темы, захотелось вновь вернуться к прежней:

— Стах, так Адьяна — твоей мамы приданое?

— Нет, — мотнул он головой. — За два года до моего рождения отец подарил ей Светлый лес. Только тогда он выглядел совсем иначе — обычные деревья, а еще маленький уютный особняк на центральной поляне. И сказал, что отныне она вправе распоряжаться всем этим, как ей вздумается. Вот мама и распорядилась. Она полностью перестроила дом и изменила все вокруг него, оставив лишь ясени с дубами по широкому внешнему кругу. А со временем и вовсе туда перебралась… Так они с отцом обошли закон «разности полномочий», то есть, разделения жилища на две половины. Который на такие загородные резиденции, по причине из компактности не распространяется. Потом здесь родился я. И отец на целый год сам сюда переехал. Лишь приемы свои вел всегда снаружи, в специальном месте. Оно до сих пор сохранилось восточнее леса, у скал.

— А почему не внутри его?

— Почему? — прищурился на меня Стах. — Потому что сама Адьяна, Евсения, стала, благодаря усилиям мамы «местом обмена».

— А такое возможно?