Евсения

— Вместе со мной? — на этот раз уточнил Стах.

— Ага. С тобой. Куда же я без заступника.

— Ну что ж, — в раздумье скривился мужчина. — Пожалуй, это возможно. С одной лишь поправкой.

— Какой?

— Существенной, Евсения — если сопровождать тебя будет не заступник, а муж.

— Какой еще муж?!

— Законный. Потому что до свадьбы нам улизнуть точно не удастся.

— А когда у нас свадьба? — ошалело выкатила я глаза.

— О, любимая, ты так нетерпелива. Хотя, я тебя прекрасно понимаю.

— Чего?! Нет, я тебя точно сейчас грохну! — живо подскочила я с досок, и со всех ног припустила за улепетывающим Стахом…

К моему возвращению в комнате, с гостеприимно распахнутым окном, стояла тишина, интимно скрашенная ночником у кровати. Да я бы и так их разглядела — пару следов от копытец, оставленных на самом краю подоконника. Ну что тут скажешь? Прохиндею опять не свезло — «Круг четырех ветров» та еще защита. И здесь даже заячьи уши не в помощь. А потом, с ехидным прищуром прислушалась к сопению. На этот раз вполне убедительному, даже с задушевным писклявым подхрапом. Хотя, что уж так-то стараться?

— Вам бы с номером певческим выступать: «Как бес деву уговаривал»

— А-а-а… Евся… это…

— Чего?! Кто тут кого…

— Что так сразу-то палиться?

— Да ты еще раньше «спалился», — подбоченясь на середине комнаты, успокоила я беса. — Когда следы свои хвостом не замел, — на что бывшие спящие среагировали обоюдным отдергиванием балдахина:

— Вот ведь, Тишуня — следопыт.

— Да не может этого быть. Я сейчас сам гляну.

— Ну-ну, — проводив бесенка глазами, хлопнулась я рядом с подругой на кровать, а потом и вовсе откинулась на спину. — О-ой… А как спать то хочется.

— Да какое там спать? — вполне бодро возмутилась Любоня. — Давай рассказывай: живой хоть Стах?

— Ага. Вполне. Уж больно быстро он бегает.

— От тебя или за тобой?

— В обоих случаях, — уклончиво уточнила я, облизнув в темноте губы. — А вообще, у меня для вас новость — мы завтра с утра отсюда съезжаем. Правда, куда, пока не знаю. Но, зато знаю, в каком составе.

— И в каком же? — даже подпрыгнула на кровати Любоня. Хотя, с чего бы? Ей ведь тут «сильно нравится».

— Ну-у, один очень лысый и очень каменный грид в нем точно присутствует. Стах сказал, что нам всем понравится, на что я сильно надеюсь. Хотя, ты можешь и здесь остаться.

— Это ты чёй-то? — открыла свой ротик подруга, а потом, возмущенно пихнула меня с кровати.

— Всем ш-ша, — уже через долечку замерли мы в дюйме от выпученных красных «бусин». — Тих-хо. Там кто-то из окна соседского лезет. Хотите глянуть? — и еще бы мы не хотели?..

Хотя, чтоб разглядеть, пришлось поднапрячься. И сначала мы лишь расслышали возню с левой стороны крыла. Поэтому, из нас троих больше всего свезло Любоне, дальновидно приткнувшей нос именно к левой оконной створке. А потом дриадское зрение напрягла и я… Ну, ничего себе. Пожалуй, у них тут в порядке вещей вот так «из гостей» возвращаться. Потому что, судя по отработанной тактике, этот «гость» уж точно проделывал подобное не впервые: мужчина, ловко повиснув на одной руке, оттолкнулся от стены ногами и точным попаданием «ушел» в аккурат за куст сирени, растущий под самым окном. Потом, оглядываясь по сторонам, поправил пустой по локоть рукав куртки… пустой?

— Вы видели? — кивнула я застывшим подельникам. — Он что…

— Похоже на то. И ведь какой… акробат, — с уважением скривился Тишок, а Любоня крайне осудительно покачала головой:

— С одной да еще левой рукой, а все туда же — по чужим окнам лазить.

— Да он еще и не старый. И вполне даже приятный. Так почему бы и нет, если дама сама… приглашает?

— Фрона?

— А ты откуда знаешь? — даже отпрянула я от окна.

— Так это… — стыдливо скосился в ответ бесенок. — Я когда обратно возвращался, с прогулки, видел ее в том самом окне. Третьем слева от нас.

— Это та самая, «унылая»?

— Ага-а… Она и есть, — всерьез задумалась я…

ГЛАВА 3

Безнадежным зрелище назвать было невозможно. Хотя, судя по моему отражению в зеркале: не волос (собранных в длинный русый хвост на затылке), а физиономии, я именно таковым его и считала. И Тишок здесь был совсем ни при чем. Все дело во мне самой. Точнее, в моем сегодняшнем настроении. Ну, а если уж совсем откровенно, в полном его отсутствии. Зато ощутимо присутствовала дрожь в коленках. Да такая, что даже голос в пару к ним, при малейшем повышении сразу взмывал к «петушиным переливам»:

— Да йа-а… я их вообще распущу, эти лохмы. И пусть треплются на ветру. Или обстригу, — некстати, вдруг, вспомнилась Фрона с ее, торчащей по болотному живенько макушкой, и от этого сделалось уж совсем безнадежно уныло.

Тишок в ответ состроил моему отражению гримасу, означавшую огромное его, как мастера — цирюльника, оскорбление:

— Ты меня все утро изводишь своими придирками и переделками. Еще чуток и я сам их тебе обстригу. Или спалю, — скосился он на потушенный ночник. — Будешь замуж лысая выходить.

— За-амуж?! — выдала я очередным переливом, но, через долечку опомнилась. — Лысая?

— Та-ак, Тишуня, ша! Я, кажется, все сейчас поняла.

— Да что ты поняла то?!