Евсения

Любоня, с пригревшимся в ногах, «бывшим прелюбодеем», сладко сопели на просторной кровати под балдахином. Да так, что и сам заезд и наше тихое: «Да», «Нет», «Вдруг, госпоже, то — колокольчик» даже не заметили. Мне же совсем не спалось. Хотя, если вспомнить… Ах, да — в рыдване, все ж, поспать получилось. И, глянув на них еще раз, таких сейчас родных, что даже страшно, я вздохнула тяжко и распахнула окно. Потом подтянула ноги на широкий каменный подоконник…

— Сумку бы хоть взяла.

— Ага… А пусть по саду побегает… Евся, окно только прикрой за собой, а то на нас сквозит.

— Чего?! — моментально перевесилась я обратно в комнату. — Не дождетесь такой потехи. У меня еще одно дело здесь осталось.

— А куда ж ты тогда? — отдернулся балдахин сразу с двух сторон.

— Да никуда. Просто… посидеть хотела — деревьями подышать. А вы, значит, не спите?

— Неа, я уже выспалась, — явила свои ямочки на щеках подруга, а Тишок, шустро соскользнув с кровати, направился прямиком к тележке:

— Да разве уснешь, когда такие запахи в нос прилетели?.. А вы что, еще не оголодали? — осведомился, уже громыхая крышками на нижней полке.

— Эй, лапы прочь, обжора! — разом подскочили мы с Любоней: она — с разворошенной постели, я — с подоконника… Всем вместе, оно всегда веселее. И есть… И драпать.

А вот дело мое… Ну что ж, подождем еще. Хотя, ждать получилось не долго. Однако, сейчас:

— Слушай, подружка, — закинула я в разинутую бесовскую пасть очередную виноградину. — А ты рассказывать то нам собираешься, о чем вы с гридом своим договорились? Ты его часом не побила там, в каменном коридоре?

— В коридоре? — поперхнулась та. — Не-ет.

— Ну-ну. И даже не вздумай, а то все ваши будущие дети, еще не родившись, сиротами сразу сделаются.

— Евся!

— А что, «Евся»? Ты ж у нас, у-ух теперь какая. И без сковородки. Или, уже передумала за Русана замуж?

— Да ничего я не… — начала было, девушка, а потом, внезапно, поджала губки. — Вот надо же быть таким обухом дубовым — поверить Ольбегу! А потом еще и подорваться с ним в эту безгодную погоню. А если б меня там, в той горе не оказалось?

— Если б тебя там не оказалось? — теперь уже ненароком поперхнулась я сама. — Если бы так… Любонь, я думаю, твой грид сам не знал, во что ввязывается, а сопровождал твоего бывшего уважаемого по долгу службы. Да и вряд ли он причинил бы мне зло даже при таком варианте. Скорее уж…

— Не дал бы тебя и пальцем никому задеть. Он мне тоже самое сказал… Но, все равно, обух дубовый и есть, — осталась подруга непреклонной, а Тишок, глядя на это дело, хмыкнул:

— Хороших же женихов вы себе нашли. И интересно, где у них во дворце кухня?

— Тебе зачем? — дуэтом выдали мы.

— За сковородками смотаюсь, — залился прохиндей, а потом, вдруг, подскочил на копытца. — Это откуда мне сейчас прилетело?

— А-ай!.. А мне? — потерла я подстреленный лоб. И, переглянувшись с подельниками, первой подорвалась к открытому настежь окну.

И как раз вовремя, потому как Его кентаврийское Высочество, решившее усугубить свою судьбу еще круче, в этот момент вновь замахивалось:

— О-ой! — мигом снесло нас с Любоней по разные стороны, а Тишок лишь мужественно проблеял с самого центра подоконника:

— Добрый вечер. Это вы к нам… по нам стучались?

Стах огляделся, а потом тоже решил проявить доблесть:

— Да. А что, я в кого-то… попал?

— Ну, я-то не в претензии, а вот…

— По-нял… Евсения.

— Да-а, — демонстративно потирая лоб, отозвалась я.

— Нам нужно с тобой наедине поговорить. И я… готов.

— Да и я, в принципе, тоже, — подвинув беса, взобралась я на подоконник во второй раз. — В сторонку отойдите — я сейчас прыгать буду.

— Угу, — напротив, подставил Стах руки… Значит, не так уж меня и боятся. Ну, да, ничего. Я свое еще наверстаю…

Дворцовый парк, населенный совершенно безвестными мне деревьями, среди которых узловатыми корнями распознавались лишь вязы, погрузил нас в вечернюю тень и прохладу. Но меня, как дриаду, это сейчас лишь радовало, с каждым новым вдохом наполняя живительной силой. А вместе с силой в душу возвращался покой. Если бы не ветер…

— Ты замерзла?

— Не-ет… Здесь что, место особое? — подернув плечами, огляделась я уже внимательней.

Потому что там, где мы сейчас стояли, с взметающимися под порывами ветра волосами… Деревья здесь будто бы расступились, окружив густым хороводом правильный круг с пологим бугром по самому центру. Именно что, расступились, а не были срублены, или сами с годами засохли. Ведь не каждому в мочь стоять на земле, дающей много. Гораздо больше, чем ты можешь себе взять. Язычники на таких вот «буграх» строят свои капища, определяя их место по Перуновым молниям, бьющим чаще всего именно туда. Христиане возводят на них свои храмы. А здесь, в парке Тинаррского Сивермитиса, в самом его дальнем уголке, красовалась квадратная дощатая площадка, накрытая крышей из черепицы, удерживаемой на четырех деревянных опорах. И больше ничего: ни идолов, ни статуй, ни иконостасов. Лишь природная сила, искрящимся потоком беспрепятственно уходящая через нее ввысь.